2025/3(42)
спецвыпуск

Конференция
аспирантов
и молодых ученых

НАУКИ О КУЛЬТУРЕ
И ИСКУССТВЕ:
ПЕРСПЕКТИВНЫЕ
ИССЛЕДОВАНИЯ

Москва, 22-23 января 2025 г.

Часть 2

ДОКЛАДЫ

Алымова Е.Ю.

Актуализация мировых трендов музейных технологий: интернет вещей, виртуальная и дополненная реальности, искусственный интеллект
для проекта музея Боспорского царства

Артюх М.А.

Большое в малом. Штрихи
к характеристике государственной культурной политики периода перестройки

Брилев Д.А.

Русский язык и Православие
в России и Африке: духовно-культурные основы сотрудничества России
и африканских стран

Давиденко Е.А.

Корпоративная культура
в культурологическом дискурсе: структура и функции

Избачков Ю.С.

Материалы ОГПУ и НКВД
как источник сведений о культуре оккультных организаций

Карабанова И.М.

Феномен частного музея в социокультурном пространстве: Дом-музей Юлиана Семенова
в Крыму

Краснова Т.Н.

Влияние состава керамических масс на сохранность изделий
из пористой керамики

Кулакова Н.В.

Музеи-заповедники России: историко-культурные особенности

Литвинцева А.А.

Определение категории «историческое поселение»: проблема принятия «правил игры» на территории исторических поселений федерального значения

Мадикова Л.В.

Теория и практика проведения историко-навигационных экспериментов

Маркарьянц И.Ю.

Сохранение и развитие традиций русского народно–сценического танца как феномена народной культуры

Мудрян Н.С.

Текстуальная природа песенного текста: культурологический аспект

Пиунова П.Р.

Экспериментальный фонд ГОСНИИР в контексте истории реставрации темперной живописи

История становления институтов народной культуры абазин XX в.: тенденции, видовая и численная динамика

Шилов К.Г.

Модели университета
в российских традициях образования: к постановке проблемы исторической типологизации и культурологической атрибуции

Шкирова К.В.

Использование цифровых технологий в индустрии гостеприимства как инструмента популяризации и охраны культурного и природного наследия России

Опубликован 29.08.2025 г.

Архив

DOI 10.34685/HI.2025.42.91.027

Избачков Ю.С.

Материалы ОГПУ и НКВД как источник сведений
о культуре оккультных организаций

Аннотация.Среди источников о деятельности оккультных организаций особое место занимают протоколы допросов, очных ставок и обвинительные акты по уголовным и агентурным делам 1920–1930-х годов. ОГПУ и НКВД решали свои специфические задачи, однако в их документах мы находим важные детали, касающиеся оккультистов, отсутствующие в других источниках. Оценивая эти материалы по различным критериям, можно признать, что документы начала-середины 1920-х годов более объективно передают действительное положение дел, хотя отдельные существенные обстоятельства были вскрыты только в 1940 году. В целом документы ОГПУ и НКВД позволяют создать представление о причинах возникновения оккультных обществ в Советской России в то время.

Ключевые слова: парамасонские организации, эзотерические общества, Астромов-Кириченко, Мёбес, Белюстин, ложа Астрея, теософы, розенкрейцеры, секретный сотрудник, очная ставка, обвинительный акт, мартинизм, уголовные доказательства.

Об оккультных организациях, включая масонов, теософов, мистиков разного толка, существует много заблуждений и мифов, отчасти подогреваемых самими этими организациями, заинтересованными в создании атмосферы таинственности вокруг своей деятельности [1].

В отношении материалов по истории оккультных организаций в России в первой половине XX в. стоит отметить черту, характерную в целом для исследования таких организаций: попадание даже серьезных исследователей в зависимость от материалов, предоставляемых самими организациями. В результате исследования получаются поверхностные, содержат ссылки на ненадежные источники, часто анонимные, изобилуют необоснованными домыслами «от противного» [2]. Эти материалы нельзя игнорировать, однако каждый раз приходится обращать внимание на односторонний характер подачи фактов, некритичный подход к описанию своей деятельности, часто сопряженный с самовосхвалением участников событий [3].

Воспоминания в целом являются ненадежным источником: человек стремится оправдать себя перед другими и самим собой, что искажает передачу информации. Что же касается деятельности натур восторженных и увлеченных эзотерическими практиками, то у них мы можем найти ссылки на помощь ангелов [4, с. 219] или разговоры с великими учителями Космоса [5]. Тем не менее, воспоминания важны, так как они отражают личное отношение конкретного человека, его духовные переживания, его ценности, отношения к другим участникам событий и культурной среде. Часто иных источников сведений о деятельности оккультных организаций просто нет.

Среди источников о деятельности оккультных организаций в 1920–1940-е гг. особое место занимают материалы уголовных и агентурных дел, которые вели ОГПУ (до 1934 г.) и НКВД в отношении мистического и контрреволюционного подполья в Советской России. Документы были введены в научный оборот Брачевым [6–8] и значительно дополнены и уточнены Никитиным [9; 10].

Эти документы хорошо знакомы историкам, но они не были проанализированы культурологами. Насколько на них можно опираться в культурологических исследованиях, мы можем понять через раскрытие свойств этих источников как юридически значимых документов и как прямую речь участников оккультных организаций, зафиксированную заинтересованными лицами.

Для подробного разбора возьмем деятельность парамасонских организаций мартинистского толка в Москве и Ленинграде [10].

В рамках «дела ленинградских масонов» 1926 г. [11] лидеры парамасонских организаций Б.В. Астромов-Кириченко, Г.О. Мёбес и М.А. Нестерова, а также ряд активных участников организации преследовались по 120 (совершение обманных действий с целью возбуждения суеверия в массах населения, а также с целью извлечь таким путем какие-либо выгоды), 187 (мошенничество), 189 (подделка в корыстных целях как официальных, так и простых бумаг, документов и расписок) статьям УК РСФСР 1922 г. [12]. Астромову-Кириченко также вменили изнасилование (ст. 169 УК РСФСР). Сбор денежных средств в пользу организации был расценен как мошенничество. Четыре человека обвинялись в представлении квартир для проведения собраний организаций – ст. 16 и 120 УК РСФСР (пособничество совершению обманных действий с целью возбуждения суеверия в массах населения).

Однако в целом деятельность этих групп была квалифицирована Особым Совещанием при Коллегии ОГПУ как деятельность единой нелегальной контрреволюционной организации по ст. 61 УК РСФСР [10, с. 191].

Это была обычная практика в те годы. Законодательство предусматривало возможность применения уголовного закона по аналогии [12, Cт. 10; 13, Cт. 16], а советские граждане должны были быть максимально предусмотрительны, чтобы не совершить контрреволюционное преступление с косвенным умыслом или по неосторожности [14, с. 36].

Восстановленная формула обвинения звучит так: содействие или участие в контрреволюционной организации, действующей в направлении помощи международной буржуазии, которая не признает равноправия приходящей на смену капитализма коммунистической системы собственности и стремится к ее свержению иными [т.е. не путем интервенции, блокады, шпионажа или финансирования прессы] средствами.

Наказание за такое деяния предусматривалось не менее трёх лет лишения свободы. Лидеры групп получили по три года заключения в концлагере, остальные были высланы в Сибирь на три года. Это относительно мягкое наказание, типичное для первых лет советской власти.

Материалами дела также установлено похищение Астромовым-Киричеснко рукояти масонского меча у Т.Ю. Соколовской. Его возмутило, что этот бесценный для него артефакт профанируется, в частности, хранится не как музейный экспонат, а в куче другого театрального реквизита. Меч он вернул, но после того, как получил письменные обязательства, что он больше не будет использоваться в спектакле [11, с. 615-615об.; 15]. Следователи вменяли ему в вину эту кражу, действовавшие на тот момент положения уголовного законодательства о давности позволяли это сделать [12, Ст. 21, 180]. Однако в окончательное заключение по делу этот эпизод как отдельный пункт обвинения не попал. Для исследования культуры оккультных организаций эпизод с мечом важен как отношение лидера к символам и материальной культуре своей организации – ради них он пошел на преступление. Степень погруженности в мир мистики демонстрирует и то, как Астромов-Кириченко ставит масонскую дату на письмах Соколовской и Полисадову [10, с. 204, 211; 15].

В этом и других делах нас интересуют не столько юридические аспекты производства по делу, сколько детальные показания обвиняемых и свидетелей, из которых мы черпаем сведения о культуре этих нелегальных организаций: взаимоотношениях членов, пределах допустимого поведения, финансовом благополучии, разницы в восприятии организации лидерами и рядовыми адептами, особенностей языка оккультистов, круге литературных источников, на которые они опирались, попытках использования конкретных эзотерических практик, значения преемственности и лидерства.

Одно из ключевых положений теории уголовных доказательств состоит в том, что подсудимый никогда не должен быть рассматриваем как свидетель и не может поэтому быть поставлен в процессуальное положение такового [16, с. 281–282]. Для советского уголовного законодательства эта позиция была совершенно неприемлема [17, с. 297], и если мы обратимся к рассматриваемым уголовным делам, то в них показания обвиняемых являются ключевыми доказательствами даже без подтверждение другими свидетелями или «невидимыми свидетелями» [17, с. 298–299]. Конечно, советское государство переоценило нравственные качества своих правоохранителей и допустило грубую ошибку в этом вопросе. Но для культурологического исследования это не столь важно. Напротив, это дает возможность выслушать участников оккультных обществ напрямую.

При чтении протоколов допросов часто возникает «эффект присутствия», который выражается в понимании того, какой вопрос будет задан следующим; из чего мы понимаем, какое направление допроса выбирает следователь. Последовательно проанализировав документы «Дела ленинградских масонов», следует признать отсутствие явно выраженного психологического давления, что повышает доверие к содержанию протоколов допросов.

Отметим, что со стороны следователей заметна заинтересованность в получении изобличающих сведений в совершении общеуголовных проступков. Их интересовали вопросы руководства организацией, вербовки новых членов, сбора средств с рядовых адептов, предоставления помещений и литературы, реквизита для проведения масонских ритуалов, выполнения адептами поручений руководителей, сексуальных домогательствах. При этом обвиняемым и свидетелям давали возможность свободно высказаться, что для нас важно, так как в данном случае мы имеем свободную речь, из которой мы можем понять, что представлял из себя конкретный человек, что для него было важно (ценности), как он представлял себе мистическую работу [18].

Обращает на себя внимание стилистика составления заключения по этому делу [10, с. 163–187]. Уполномоченный следственно-оперативной части подробно излагает суть собранных обличающих доказательств, показывая взаимодействие участников обществ. При этом указывая, что «масонство как течение выросло и развилось из усилий буржуазии притуплять противоречия борьбы классов, порождаемой капиталистическим развитием. Усилия буржуазии в этом отношении чрезвычайно разнообразны, и в маскировке массовых противоречий масонство занимает почетное место, создавая в обществе атмосферу незыблемости капиталистического строя. Политика буржуазии делается не только в парламентах и в передовых статьях. Буржуазия обволакивает сознание промежуточных слоев вождей рабочих партий, отравляя мысль, парализуя волю, создавая на пути препятствия могущественные и незаметные. <...> Франк-масонство, по существу, является мелкобуржуазной переделкой католицизма, где роль кардиналов и аббатов играют банкиры, парламентские дельцы, продажные журналисты и адвокаты, и прочие политические авантюристы» и т.п.. Кажущаяся декларативность подобных утверждений обманчива, уполномоченный таким образом «набирает состав» преступления, подчеркивая общественную значимость противоправного деяния (объект преступления). В том, как построен текст, без труда угадываются навыки прокуроров дореволюционной России, которые таким же образом компоновали обвинительные акты по делам антиправительственных организаций [19].

Исследователи отмечают [4; 10] что большинство членов оккультных обществ представляли из себя «бывших людей», т.е. представителей привилегированных сословий, отметим, что значительная часть представителей новой власти, включая сотрудников ОГПУ, являлись выходцами из этой же социальной среды.

На большой опыт правоохранительной деятельности указывает последовательность допросов фигурантов дела. Главные идейные вдохновители оккультных обществ – Г.О. Мёбес и его супруга М.А. Нестерова допрошены в самом конце следствия, когда уже была составлена ясная картина деятельности обществ, хотя упоминания их в показаниях других лиц встречаются с самого начала. Это соответствует глубокому пониманию тактических рекомендаций по расследованию деятельности организованных преступных сообществ [20, с. 122–127] и предметно-сложных дел, требующих привлечения специальных знаний (предметная сложность) [21, с. 1027–1030].

Свободная речь и минимальные искажения передаваемой информации позволяет профилировать проходивших по делу участников оккультных групп (Илл.). Следует оговориться, что это весьма грубая оценка. В отношении отдельных, рядовых участников групп возможна ошибка из-за относительно малого количества материалов. Однако в целом распределение, представленное на иллюстрации представляется адекватным действительности. За основу взята группировка по диаграммам, предложенная Чибисовым [22], условная вертикальная ось – представлении о времени (Хронос), горизонтальная – соотношение своего Я и общества, направление слева направо сверху вниз показывает степень увлеченности сознания определенной идей: от болезненного отсутствия доминирующей идеи до патологического нежелания рассматривать альтернативы. Это не единственная возможная форма представления [например, 23], однако представленная на иллюстрации схема позволяет нам выделить некоторые закономерности.

Из аналитической справки и протоколов допроса Г.О.Мёдеса [10, с. 154, 155–159, 162] мы рельефно представляем преподавателя с большим опытом работы, стойко стоящего на позициях мартинизма, относящегося к адептам как к ученикам, которых нужно наставлять на путь правильного саморазвития, постоянно употребляется слово «школа». Его отношение к своему материальному положению, обеспечиваемому взносами рядовых адептов, – как к само собой разумеющемуся. Мысли преимущественно обращены в прошлое.

М.А.Нестерова, исходя из показаний членов общества [10, с. 82–83, 129–130], – женщина властная, не допускающая возражений. Ее психологический конфликт с Мёбесом разрешился соподчинением в форме семейного союза, а также разделения организации на две ложи: «Орден мартинизистов» (строгого восточного послушания, под руководством Нестеровой) и «Орден мартинистов» (восточного послушания), с подчинением обоих лож Мёбесу [10, с. 18, 44].

Главный фигурант дела – Б.В.Астромов-Кириченко – ярко выраженный авантюрист, ищущий известности, сексуально распущен, актер немого кино (в частности, в фильме «Красные партизаны» под псевдонимом Борис Ватсон сыграл роль адъютанта адмирала А.В.Колчака [24]). Он искренне увлечен идеями масонства, себя считал фигурой исторического масштаба, способного возглавить масонское движение в СССР. В деле имеется его письмо на имя И.В. Сталина, которому он наивно предлагает себя в качестве советника-консультанта по вопросам масонства [10, с. 54–55].

Астромов-Кириченко в масонство был посвящен во время учебы в Италии в 1909 г. В Советской России состоял в ордене, возглавляемом Мёбесом. Неизбежный психологический конфликт с Мёбесом разрешился исключением Астромова-Кириченко из организации.

На противоположной стороне диаграммы мы видим людей зависимых, ищущих отдушину в мистических практиках. Среди них выделим наркоманов Б.Л.Киселева и А.Н.Семигановского, а также крайне внушаемых М.В.Штейнберг и С.Д.Ларионова.

Свободная речь участников организаций несколько нарушается ближе к концу следствия. Вызываемые на допрос руководители и рядовые члены лож Мёбеса и Нестеровой резко начинают отказываться указывать других членов организации. Очевидно, что имело место согласование позиций в форме прямого давления со стороны лидеров организации [10, с. 130], которое, однако, уже не имело существенного значения для завершения дела. Для нас это показательный признак существования сплоченного сообщества, наличия групповых ценностей.

Стоит отметить искажения, которые могли быть внесены свободное изложение показаний вследствие наличия у некоторых обвиняемых юридического опыта: Астромов-Кириченко – член коллегии защитников, до этого – коллегии обвинителей, Гредингер – прокурор и контрразведчик, Дризен – в прошлом присяжный поверенный, Каневский и Баресков – члены коллегии защитников, Кучков – кандидат на судебные должности при Санкт-Петербургском Окружном Суде, следователь контрразведки, Полисадов и Клименко имели юридическое образование. Эти искажения особенно заметны у Астромова-Кириченко, защищавшегося от обвинения в кражах имущества своих жен, но и там они незначительно влияют на оценку протоколов допросов как источник культурологических сведений.

В целом приведенная схема отражает типичную картину секты: люди, бегущие от одиночества, ищущие опоры в меняющемся мире, попадают в зависимость от лидеров, абсолютно убежденных в собственной правоте. Неожиданное наблюдение состоит в том, что большинство из них находятся во внешнем круге (экстраверты), что конфликтует с представлением об оккультной организации как закрытой от посторонних. Действительно, в показаниях как лидеров, так и рядовых членов оккультных организаций мы видим отчетливое желание поделиться с внешним миром своими убеждениями. Такая противоречивая тенденция указывает на возможность исследования оккультных организаций методами психоаналитической культурологии.

Ложа «Garmonia» являлась московским «филиалом» ленинградской ложи «Астрея» Астромова-Кириченко, который вовлек в качества «мастера стула» С.В.Полисадова (ранее исключенного из ложи Мёбеса за разгульный образ жизни). Он также отбывал заключение на Соловках вместе с ленинградскими масонами, но осужден был по другому основанию: будучи секретным осведомителем ОГПУ он не выполнил свои обязательства по неразглашению охраняемых сведений [10, с. 246, 285–287; 12, Ст. 117].

Ложа «Garmonia» была формально закрыта в 1926 г., и не могла действовать. Однако ее участники продолжили работу по руководством Е.М.Кейзера-Ясмана. Такой поворот событий подчеркивает значимость наличия лидера для формирования оккультного общества.

В отношении членов этой ложи не было отдельного уголовного дела. Они были осуждены в рамках дела о контрреволюционной организации «Русский национальный союз» (далее – «РНС») под руководством бывшего царского генерала А.А.Брусилова, который, однако, умер раньше, чем ОГПУ успело заявить это дело.

Уголовное законодательство к 1930 г. стало жестче [13]. Кейзер-Ясман и еще двое участников ложи «Garmonia» были расстреляны, еще несколько участников получили 10 лет исправительно-трудовых лагерей [25].

Дело «РНС» представляет собой типичный образец необоснованных политических репрессий, «от начала и до конца провоцированное и сфабрикованное Контрреволюционным отделом ОГПУ, бесцельное и бессмысленное по своей жестокости» [10, с. 249]. Материалы дела пестрят клише «свержение советской власти», «конституционно-монархический образ управления», «установление в России буржуазной республики». Согласно справке ОГПУ, в состав организации входили «преимущественно крупные представители научной и технической интеллигенции, дореволюционной формации, пользующиеся значительным влиянием в широких кругах интеллигенции. Свое влияние РНС проводил под прикрытием остатков масонства» [25].

Отметим, что в деле «РНС» интерес к масонству был поверхностным. К некоторым участникам масонской ложи, прямо указанным Полисадовым, ОГПУ вообще не проявило интереса; с другой стороны, «в число масонов попали люди, даже не подозревавшие о существовании ложи «Garmonia». [10, с. 247–249, 252]. Ложу «Garmonia» в ОГПУ пытались представить как некий фильтр, где заговорщики проверяли твердость убеждений будущих соратников; никаких оснований для этого в материалах дела нет. Для властей деятельность масонов была предлогом, настоящей целью был ряд работников Военной Академии РККА.

Тем не менее, материалы дела представляют интерес в качестве источника сведений о ценностях группы, образовании, жизненном опыте, способности к самоорганизации, ритуалах, внутренних конфликтах. Применительно к отношениям товарищества весьма интересен эпизод с получением группой в 1928 году анонимного письма с предупреждением об опасности ареста [10, с. 255], на который не обратили внимание ни следователи, ни исследователи.

Агентурное дело «Мракобесы» (1940–1941) – это полностью инспирированное НКВД дело, задуманное как операция против представителей общественности, связанных с Средней Азией. Дело преследовало цель показать, что существует оккультный орден «Азиатские Братья», члены которого занимались шпионажем в интересах английской разведки [10, с. 292], – очевидна озабоченность басмаческим движением. Фигуранты дела: В.В.Белюстин (бывший лидер московского ордена розенкрейцеров) [26], С.В.Полисадов [27], Б.В.Астромов-Кириченко [28] и Е.К.Тегер [29].

Судьи Военной коллегии Верховного Суда самооговорам подсудимых не поверили и оправдали их по обвинению в шпионаже, хотя и осудили за антисоветскую агитацию и пропаганду и контрреволюционную деятельность [13, Cт. 58-6, 58-10, 58-11]. Было трудно представить, что, например, подсудимый Белюстин был сотрудником деникинской контрразведки, шведским и французским шпионом, а затем четырежды завербован различными представителями английской разведки. Так как кроме его показаний, от которых он в итоге отказался, других доказательств добыто не было – дело развалилось.

Любопытное обстоятельство отмечает Никитин: оказалось, что все обвиняемые, уже «подведенные» под высшую меру наказания, на самом деле являлись давними секретными сотрудниками ОГПУ-НКВД (Белюстин – с 05.06.1933 г.; Полисадов – с 26.05.1925 г.; Астромов-Кириченко – с мая 1925 г., контакты с ЧК не позднее 1923 г.). Так получилось вследствие репрессий внутри НКВД в 1939 г., «когда были ликвидированы те непосредственные кураторы, через которых осуществлялась связь секретных осведомителей с отделами данного учреждения», а новые сотрудники не знали о прошлом сотрудничестве [10, с. 293].

В деле есть явное указание, что в отношении обвиняемых в камерах секретными сотрудниками велась оперативная работа [10, с. 473], но материалы о ней вряд ли будут раскрыты в обозримом будущем.

Материалы дела «Мракобесов» в целом содержат мало сведений, характеризующих оккультные организации. Существенный интерес представляют лишь протоколы очных ставок между перечисленными лицами.

Очная ставка представляет собой специфическое следственное действие, направленное на снижение порога сопротивляемости обвиняемого за счет создания в его сознании представления об уязвимости своих показаний в сравнении с тем, что показывают другие лица. Стоит отметить, что этой техникой следователи НКВД владели очень хорошо. Они многократно уличили Астромова-Кириченко во лжи, однако это не дало существенных результатов – защищался он вполне успешно, очевидно влияние опыта защитника.

Деталь, которую мы уже никогда узнаем, но которую могли упустить сотрудники НКВД – возможность невербальной коммуникации обвиняемых, которых обвиняли в принадлежности к тайной контрреволюционной организации. Однако в НКВД могли не учесть, что фигуранты действительно принадлежали к тайным организациям парамасонов – им достаточно было незаметно сделать приветственный знак, чтобы показать «брату» свои намерения. Из показаний Асторомова-Кириченко следует, что обмен тайными знаками он часто использовал [10, с. 21–22, 205, 450, 454]. В протоколах очных ставок мы находим высказывания, показывающие, что обвиняемые пытались общаться на понятном только им языке.

Всю игру, ставкой в которой были их жизни, мы расшифровать не можем, так как они часто отсылали к событиям, известным только им. Но стоит отметить некоторые странные моменты. Например, обмен перстнями лидеров масонов и розенкрейцеров [10, с. 362], отсылка к многозначному использованию слова «розенкрейцер» [10, с. 364], треугольник [30], кубик с двумя еврейскими буквами (возможно, дрейдл или сложная отсылка к особенностям еврейского алфавита, на которые много внимания обращается в книгах по каббале) [10, с. 368].

Обвиняемые были неглупыми людьми, имевшими за плечами опыт арестов и отсидок за контрреволюционную деятельность. Они поняли, что допрашивающие их молодые сотрудники НКВД (НКГБ) плохо разбирались в вопросах дореволюционных и послереволюционных событий, но готовы были выбивать признание любыми средствами. Обвиняемые избрали тактику защиты: сознаваться в преступных деяниях, которые впоследствии могли сами же опровергнуть как нелепость. Уже из первых допросов было понятно, в каком направлении сотрудники НКВД будут вести дело. Подследственным оставалось только им подыгрывать. Допрос обвиняемого – это почти всегда обоюдная попытка выяснить, что скрывает другая сторона. Со стороны подследственных это был крайне опасный ход, так как для провала достаточно было, чтобы хотя бы один из них «подтвердил» ложь другого (именно для этого была необходима скрытая коммуникация). Однако в итоге все отказались от признаний в шпионаже, что позволило им избежать смертной казни.

Для понимания, насколько материалы этого дела пригодны для культурологического исследования, полезно дать оценку работы ОГПУ и НКВД с точки зрения нормативно установленных на тот момент критерия всесторонности и полноты [31, Ст. 112, 415] и современного критерия объективности.

Всесторонность и полнота предусматривает выяснение всех обстоятельств, которые могли бы оказать влияние на правильное разрешение дела. С этой целью должны быть рассмотрены все версии событий, собраны все доступные доказательства. Применительно к предварительному следствию оценка полноты и всесторонности осуществляется через сравнение с собственным, т.е. контрольным планом расследования.

Дела «РНС» и «Мракобесов» нельзя признать соответствующими ни одному из критериев по причине, что изначально ОГПУ и НКВД расследовали фантомы. Это логично выразилось в избирательном отношении как к кругу возможных доказательств, так и их содержанию. Следователей интересовали конкретные лица, которые изначально были избраны целью (в деле «Мракобесов» это были сотрудники Восточного отдела Академии наук).

Но даже с учетом искаженных целей расследования, оно было проведено неполно. В 1930-х годах мистическое подполье не было полностью вскрыто, хотя очевидно оно существовало [9; 10, с. 300–304, 410]. Многие оккультные кружки оказались практически не задеты. В имеющихся делах доступные средства сбора доказательств часто не использовались.

Следователи НКВД конца 1930-х годов заметно хуже разбирались в мистических учениях, чем уполномоченные ОГПУ середины 1920-х. Это видно из материалов дел, и это сказалось на качестве расследования. Они не понимали особенностей структур оккультных организаций, но компенсировали свое незнание незаконными методами ведения следствия [10, с. 485–487, 497–498]. Это, а также искажения вследствие попыток подследственных хитростью противостоять давлению, значительно снижает ценность этих материалов для культурологического исследования.

Если на приведенной выше илл. 1 мы видим распределение, характерное для секты, то в отношении «РНС» и «Мракобесов», опираясь на материалы ОГПУ и НКВД, такие диаграммы построить не представляется возможным. Вместо этого получается некая сетевая структура, что указывает на необъективность расследования – следователи пытались подгонять материалы дела под заранее определенную цель.

«Дело ленинградских масонов» расследовано довольно хорошо: установлены и допрошены необходимые свидетели, изъяты и проанализированы имеющиеся документы. Достаточно полно раскрыты структура организаций и отношения между членами, что важно для понимания ролевой модели внутри организации.

На следователей ОГПУ по «делу ленинградских масонов» бросает тень необнаружение факта заключения в 1925 г. конкордата между «Великой ложей Астрея» Астромова-Кириченко и «Орденом Розенкрейцеров» Белюстина. Впервые о конкордате упоминается в показаниях Асторомова-Кириченко 23.08.1940 [10, с. 441], у Белюстина 29.11.1940 [10, с. 348–349]. Условия конкордата предусматривали сотрудничество организаций в борьбе с советской властью, обмен материалами, помощь москвича Белюстина как авторитетного мистика в управлении ложей «Garmonia».

Белюстин, Асторомов-Кириченко и Полисадов признали существование конкордата и не стали отрицать его перед судьями, при том, что от признаний в шпионаже категорически отказались. Можно предположить, что конкордат был выгоден подследственным: они понимали, что полностью их не оправдают и не отпустят, стандартные 10 лет лагерей они всё равно получат. Тотальное запирательство по всем пунктам обвинения могло быть расценено не в их пользу. Наличие же конкордата между оккультными организациями разного профиля делало твердым и убедительным осуждение за контрреволюционную деятельность и антисоветскую пропаганду. В этом случае перспектива оправдания за шпионаж и неназначения смертной казни становилась реальной [13, Ст. 58-6]. Странность заключается в том, что о конкордате не упоминал Кейзер-Ясман, руководивший ложей «Garmonia» в отсутствие Полисадова. Вопросы вызывает протокол тройной очной ставки с 9 по 11 января 1941 г., где произошла заминка и подследственные не смогли дать согласованные показания [10, с. 374–381]. Однако представители госбезопасности не стали разрушать выгодные им «обличающие» доказательства.

Тем не менее, документы 1930-х годов являются важным источником культурологической информации, но в несколько ином разрезе. К этому времени советское общество трансформировалось. Изменились внешние условия деятельности оккультных обществ: у них возникли специфические препятствия (поиск нужных источников, возможность проведения встреч), что повлекло трансформацию внутренней структуры обществ, и это нашло отражение в протоколах допросов.

Стоит отметить важные характеристики материалов уголовных дел как источников – коллективный характер их создания и внешний характер по отношению к исследуемым объектам. С одной стороны, в ходе расследования добытые сведения подвергаются проверке сравнением показаний разных лиц и разными субъектами уголовного процесса; с другой стороны, следователи были заинтересованы в получении определенного рода информации, однако их заинтересованность лежит в иной плоскости, нежели желание скрыть от нас черты деятельности оккультных организаций.

Представляется, что документы ОГПУ и НКВД являются хотя и специфическим, но весьма ценным источником информация о деятельности оккультистов в Советской России в 1920–1930-х гг. В совокупности с другими источниками, с учетом отмеченных выше особенностей, они пригодны для изучения культуры оккультных организаций той поры. В них мы находим отправные точки для культурологических исследований оккультных организаций с применением игрового, ценностного, психоаналитического и других подходов.

Новости

Наши партнеры