2024/4(39)

Содержание

Теоретические исследования

Путрик Ю.С.

Исторические исследования

Ченцов А.С.

Создание и функционирование пенитенциарной системы
на территории Калининградской области в 1945–1949 гг.

Прикладные исследования

Горлова И.И., Бычкова О.И.

Реализация культурно-образовательного потенциала культурной политики в рамках образовательных систем

Марушина Н.В.

Определение структуры и границ выдающейся универсальной ценности объекта градостроительного наследия
(на примере Санкт-Петербурга)

Романова Д.Я.

Семья и род в историко-культурном наследии края

Скороход А.А.

Исследование картин датских художников-маринистов Карла и Вильгельма Билле в Отделе научной экспертизы ГОСНИИР

Освоение наследия

Филин П.А.

Основные итоги экспедиции Министерства обороны Российской Федерации и Русского географического общества по обследованию Северного острова архипелага Новая Земля в 2024 г.

Родионова В.А.,
Адамовская П.О.

Российский опыт третьего цикла периодической отчётности системы всемирного наследия

Рыбак К.Е.

К проблеме обнаружения
и коллекционирования археологических предметов

Проблемы сохранения наследия

Наумов В.Б.

Вопросы социальной кооперации при цифровом сохранении культурного наследия

Музееведение

Слесарчук, В.А.

Эхо Крымской войны: сувениры «Память Севастополя»
в собрании Нижегородского государственного историко-архитектурного музея-заповедника

Отечественное наследие
за рубежом

Ельчанинов А.И.

Индийский океан. Русские географические названия
как объекты нематериального культурного наследия

Сенин А.П.

Некрологи журнала «Часовой» (1929–1988 гг.) – отражение истории Белой эмиграции

Научная жизнь

Житенёв С.Ю.

Опубликован 12.11.2024 г.

Архив

Закунов Ю.А.

Наследие русской революции 1917 г. как метафизический урок

Аннотация. Наследие русской революции 1917 г. и вызванные ею трансформации выявляются на уровне христианской метафизики и историософии в противопоставлении диалектике антитез. Уровень метафизического синтеза позволяет выявить логику развития России как этнополитического духовного союза и цивилизации православной культуры, строившейся на духовных, государственных и этнокультурных первоначалах(веры, царя и народа), каждое из которых жило не только своим самобытием, но в не меньшей степени взаимосвязями друг с другом: духовно-национальными, этнополитическими и религиозно-государственными. Именно раскол между ними привел к национальной трагедии, преодоление последствий которой состоит в осознании причин, возвращении к заповеданному пути как восхождению к христианским первообразам, в выработке соответствующей метафизики и применении её в современной практике государственного и культурного строительства.

Ключевые слова: метафизика, антитетичность, синтез, дух, революция 1917 г., православие, самодержавие, народность, историософия, христианские первообразы

Открыть PDF-файл

История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков.
В.О. Ключевский

История - это философия в примерах.
Фукидид

Столетие революции в России… Истина и Бог «говорят» на языке событий, открывают себя в национальной истории и обстоятельствах человеческой жизни. Чем дальше прошлое от нас по времени, тем ближе оно по существу, выявляя то главное, что может стать национальным достоянием, нашим «наследием». Важно прийти в себя от потрясений и нанесенных травм, освободиться от мелочного и преходящего, идеологических пристрастий, мифов и штампов, холодного академизма и доктринерства. Можно сказать, что если история – это настоящее, «опрокинутое» в прошлое, то историко-культурное наследие – это прошлое, «опрокинутое» в настоящее, а историк культуры – пророк, «пророчествующий о прошлом», отыскивающий в нем то, что живет в настоящем и определяет будущее. Здесь важно не столько точное воспроизведение, которое никогда не будет полностью аутентичным, сколько раскрытие духовного смысла и ценностного содержания, предполагающее культурфилософское и историософское (метафизическое) измерение. В этом всегда отдавали отчет наиболее серьезные историки и культурологи, следующие принципу цельности.

Одна из принципиальных задач историософии и культурологии показать, как в историко-культурном национальном проявляют себя универсальные взаимосвязи и смыслы. В.О. Ключевский говорил, что «предмет истории – то в прошедшем, что не проходит, как наследство, урок, неоконченный процесс, как вечный закон». Правда ему же принадлежит и другой афоризм: «История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков». И здесь не просто противоречие, характерное для антитетичного мышления, но фундаментальная проблема социальных наук и философии в целом. Это антиномии свободы и необходимости, идеи и материи, разрешаемые в логике самой истории, предполагающей духовное измерение. Однако в трудах по истории России для духовного фактора у «позитивиста» В.О.Ключевского не нашлось достойного места, хотя его отец был священником, а магистерская диссертация называлась «Жития святых как исторический источник». О сторонниках исторического материализма нечего и говорить.

Избавление от социально-экономического детерминизма и позитивизма в понимании истории ещё не гарантия решения проблемы. Мало оставаться в плоскости культурных предпосылок, идей и мировоззрений. Поиск первопричин, движущих сил и смысла побуждает выйти на уровень сверх системы, новой метафизики. Один из соблазнов: идти вслед за Бердяевым Н.А., этим образцом дуализма и антитетизма, пытаться показать религиозную природу русской революционности, восхищаясь художественными прозрениями Гоголя и Достоевского, замереть в благоговейном ужасе перед этой самой метафизикой, и одновременно упиваться великой «трагикомедией», глубинными разломами русской истории, судеб людей и народов, величием их взлета и глубиной человеческого падения. Но лишь констатация антитез, пусть даже блестяще выявленных и проговоренных, в сравнении с великими творениями русской классики и духовным опытом христианских подвижников, намного опередивших наконец-то «прозревшую» русскую интеллигенцию, выглядит не более чем лакированным резонерством. Духовный смысл русской революции он усмотрел «в вывернутом наизнанку положительном русском мессианизме, не революционном, а религиозном» [1], а Третий Интернационал объявил закономерным продолжением Третьего Рима.

Не случайно Бердяев Н. останавливается перед духовной тайной бытия, и вотличие от выявленных ранее блестящих антитез и противоречий как только требуется их синтез, обнаруживает в рассуждениях явную недоговоренность. Вот характерные примеры из его знаменитой статьи «Духи русской революции», где «духи» названы, но насколько убедительно раскрыта их природа и действие, вопрос. И здесь не просто фигуры речи, а скорее признак бессилия и бесплодности его антитетизма: «…в нашем национальном жизнечувствии давно уже назревал какой-то коренной надлом, какое-то раздвоение между верой и жизнью»; «какая-то апокалиптичность»; «Осуществление этого идеала духовного единства и органического духовного творчества народа, идеала религиозной осмысленности и национально-исторической обоснованности общественной и политической фигуры, конечно, предполагает какой-то нравственный сдвиг с мертвой точки, отказ от давнишних болезненных привычек и навязчивых идей расстроенной народной души в пользу здоровых и необходимых навыков нормальной жизни, открытие некой забытой правды — очевидной и простой, как всякая правда, и вместе богатой сложными и действенно-плодотворными выводами»; «В самом Гоголе был какой-то духовный вывих, и он носил в себе какую-то неразгаданную тайну»; «Культура может иметь под собой глубину, догматическую и мистическую, но она предполагает, что за серединой жизненного процесса признается какая-то ценность, что значение имеет не только абсолютное, но и относительное..» [2] и т.д.

Одной из причин произошедшей революционной вакханалии стала сама русская интеллигенция, зараженная западным духом нигилизма и рационализма. Хотя отрезвление произошло слишком поздно (сборник «Из глубины» был подготовлен в первой половине 1918 г.), к чести ведущих мыслителей-интеллигентов они сразу почувствовали масштаб трагедии, сделав анализ произошедших революционных событий в традициях религиозно-философской мысли. Но по духу вряд ли этот анализ можно назвать православным. И хотя резонансная критика с позиций идеализма и либерализма революционно-демократической радикальной интеллигенции в сборнике «Вехи» развернулась сразу после первой русской революции, однако точный диагноз интеллектуальной элитой поставлен не был и всецелого покаяния не произошло. Не изжитые «идейность и беспочвенность» самой интеллигенции не позволили противостоять духу модерна так называемого «Серебряного века» - «века расцвета искусства при разгуле капитализма», жадного до заграничных достижений и учений, поработившего многие таланты обманными мирами символизма, мистики, оккультизма и псевдодуховности. Шанс был упущен. 

Именно недопонимание первоначал русской жизни как «нераздельного и неслиянного» единства русской культуры, монархической власти и православной церкви, угрожающего ослабления взаимосвязей и раскола между ними, сделали идейно зараженную интеллигенцию одной из главных разрушительных сил назревавшей революции и предстоящей национальной катастрофы.

Здесь предмет и задача предлагаемой статьи – на примере понимания революции 1917 г. как историософского урока показать преимущество метафизического синтеза и духовной «триалектики». Мнимая глубина диалектического метода (неважно какого – идеалистического или материалистического) с его бесплодными антитезами и акцентами на борьбе противоположностей, где «ди» (два) становятся «третьим» в новом качестве, даются абстрактные синтезы в той же плоскости. Нужна триалектика – метафизический синтез и цельность, органично сопрягающие онтологию, гносеологию, антропологию и историю, где онтологичность трансцедентного и духовного противостоит материальному, земному, и вместе с тем взаимодействует с ним. Эта связь, постигаемая религиозным сознанием, выявляется только в христианстве, которое соединило два мира не в умозрительных формах абстрактного Абсолюта или псевдорелигий, а в Боге-слове и самой истории.

Конечно, речь идет не о догматической метафизике как науке о трансцендентном (в духе Канта), псевдометафизике, интуитивизме и имманентизме. Настоящая метафизика стремится преодолеть односторонность наук вне их абстрагирующей деятельности, стремится избежать имитации духа. Это следование синтетическому цельному знанию, которое может быть выражено как единство формально-логического и диалектического на основе внутреннего духовного сердечного созерцания. Это царство ценностей, где господствуют не ум или воля, а «эмоциональность духа», чувствование, предпочтение, следование любви и «логике сердца», столь характерные именно для русской души.

Христианская истина – это не только догмат и откровение, плод религиозного опыта, но истина, переживаемая как исторический опыт. Согласно христианству Св.Троица и Богочеловек являются высшими первообразами для тварного мира, где нет ничего, что не носило бы на себе их отпечаток, а «мысль должна следовать следам Божественным во Вселенной!» [3].

Л.Тихомиров писал о соотношении Божественного целеполагания и человеческой воли: «На этом анализе мы впервые вступаем в предчувствие того, что мировая жизнь есть область великой борьбы, в которой решались и решаются судьбы человечества, не только то, чем люди сами хотят быть и чего они желают для себя, но то, что Высшими силами вселенского бытия поставлено целью мировой жизни, той целью, для которой люди получили именно данную, а не какую иную природу и способности» [4]. Подобное стремится к подобному и подобное познается подобным. Поврежденная природа стремится к образу поврежденного духа, т.е. к нечистому, как это и произошло в революцию. Интеграция человека предвосхищает интеграцию всего Бытия, где примиряются противоположности, осуществляется синтез в Абсолютном Боге: «Да будет Бог всяческая во всем (через Сына)» (1Кор.15,28). Св. Василий Великий в Шестодневе говорит: «Мир есть художественное произведение, подлежащее созерцанию всякого, так что через него познается премудрость его Творца...». Диадически-диалектическая природа философского рефлектирующего дискурса бессильна в выражении тримерной природы духовности. Полноценное единство двух онтологических природ (тварного и божественного) возможно только в ДУХЕ, т.е. в исходной изначальной общей природе Бога и человека, созданного по Его «образу и подобию».

Аксиология и антропология как утверждение цельности и триадизации в христианском православном варианте – это выход из мира противоестества, из «мира сего» через восстановление естества, переход в «мир иной», совершенный и вечный, мир сверхъестества Царства Божия.Антиномия бытия земного (материального и идеального) и духовного (метафизического), предстающая как проблема соотношения человека и Бога, нашедшая разрешение в концепции христианского образа, говорит о необходимости различения образа и природы во всех остальных сферах бытия, обозначив типичные отклонения и смешения. Например, разнообразные, но единородные объекты одного целого, где действует закон троичности, нельзя смешивать с объектами сообразными, но разнородными. При этом отражение в «твари» первообраза «единосущной, нераздельной и неслиянной» Св. Троицы, в которой все лица равночестны, сочетается с отражением богочеловеческой природы Христа, где планы «духовного, душевного и телесного» иерархичны.

Человек в меру своего самопознания и развития ищет в революции 1917 г. то, что соответствует его сознанию и ценностям. Одни находят борьбу классов и народов, материальные интересы, поскольку озабочены, земными проблемами и политикой, являющейся «концентрированным выражением экономики». Другие видят, прежде всего, движения души и волю личности, поскольку желают самореализации. Часто за этим стоят силы, одержимые властью гордыни и «золотого тельца», которые последовательно ввергают человечество в «войну всех против всех», грозя самоуничтожением, где нет места обывателю с его «простым человеческим счастьем», но лишь состояние ячейки в матрице нового мирового порядка.

Россия в истории предстает как складывающийся этнополитический духовный союз, развитие и укрепление которого строилось на следующих первоначалах: духовном, государственном и этнокультурном(веры, царя и народа). Каждое жило своим самобытием, но в ещё большей степени взаимосвязями друг с другом: духовно-национальными, этнополитическими и религиозно-государственными. Эти три исторические основы русской национальной жизни – вера (православие), государство (самодержавие) и народ (русская нация) составляли зародыш общества и собственно породило Россию как особую силу и величину.

Будучи духовной наследницей Византии, идею симфонии светской и духовной власти Россия развила в формуле «Православие. Самодержавие. Народность». Здесь полновластие и единодержавие православного царя не имеет ничего общего с политическим абсолютизмом или папизмом. Монарх, с одной стороны, связан каноническим учением православной церкви, святыми таинствами и помазанием на царство, т. е. мистически, и отвечает перед Богом за весь народ, попечительствует о нем и управляет государственными делами. Необходимые социальные формы, наполняемые конкретным содержанием и связанные друг с другом единым национальным духом, – это Православная Церковь, соответствующая духовной предметности и дарующая благодать; самодержавное государство, призванное к солидарному способу единения и борьбе с социальным злом; русский народ, соответствующий свободе, жизненной силе и самобытному культурному творчеству. Церковь есть духовная хранительница, наставница и народа и правителей, но ее власть лишь внутренняя, без диктата; Самодержавное государство есть источник внешнего порядка и мира, помощник народу и оборона для Церкви, оно властвует во внешнем, на внутреннее не покушаясь. Народ есть источник жизненной творческой силы и созидания, он творит земную культуру, черпая духовную силу в Церкви и служа государству. Краткая формула цельности – «Церковь учит. Государство правит. Народ творит» (И.А. Ильин). Единство между ними обеспечивается общей национальной культурой, православной верой и единодержавием царя. 

Реальная история России предстает как трудный путь восхождения к первообразу через действенную веру во Христа, исходя из «данности» этнической общности (народа) - «исторического тела», несения миссии Церкви как духовного института, осуществляющего конечное «задание», и соединение «народного тела» с «христианским духом» в живой личности царя, являющегося земным олицетворением как метафизического задания. Богоборческий антихристианский и антинациональный характер «русской» революции «во всей красе» проявит себя, начавшись, прежде всего с антимонархизма, спекулируя на низком монархическом сознании, непонимании мистической природы царя, того, что кто восстает на самодержавную монархию, тот восстает на самого Бога. Не случайно царь изображен на иконе «Благословенно воинство Небесного царя» в Успенском соборе Московского Кремля как его предводитель, помазанник Божий и живой образ Христа (наподобие любого человека, который есть образ и подобие Божие), но наделенный особыми дарами и миссией. Неприкосновенность помазанника нарушалась задолго до революции через литературу, стихи, прокламации, публицистику в душах и сознании миллионов той же озападненной революционно-демократической и либеральной интеллигенцией.

Эти три силы иерархичны по образу богочеловеческой природы Христа, но разнообразное действие их осуществляется по образу Св. Троицы, как можно предположить, в трех аспектах.

Во-первых, онтологическом как объективной данности: географических условиях (природа, ресурсы, климат, размер и местоположение страны); присущих инстинктах - глубинные этнопсихологические качества (темперамент, душевные склонности и способности); антропологических характеристиках (раса, кровь) и т.п.

Во-вторых, аксиологическом как «национальном задании»: духовное предназначение, идеалы, ведущая идеология, вера, доминирующая цель развития, объединяющая, интегрирующая сила или синтезирующий фактор, определяемый часто как национальный дух - для России это «Русский Дух» или «Русская идея», то есть некое метафизическое, исконное, непреходящее духовное начало, действующее в России и характере ее государствообразующего народа.

В-третьих, культурно-историческом как типичных способов и конкретных культурных форм осуществления этого задания: это стержневая тема истории, ее движущие силы и традиции, характерные исторические пути развития на разных этапах и в разных ситуациях, переломных и ключевых моментах истории – революциях, реформах, войнах; конкретные национальные формы хозяйственной, региональной, социокультурной жизни различных общественных групп и сфер, в которых отразилась главная идея страны; это переменные величины, связанные с историческим процессом и многообразием культур.

Эти исторические первоначала (силы), «неслиянные и нераздельные», заповеданные к осуществлению целостного синтетического единства, имели отклонения в «своевольном» человеческом понимании и как следствие в реальной истории. Их недооценка, смешение и функциональная неадекватность ярко выразились в самой революции, её предпосылках и последствиях. Игнорировнаие их сегодня в оценке революции 1917 г. чревато новой революцией.

Так в связи с данностью нельзя исходить, как это часто делается, из:

1) - гипотетических, искусственно создаваемых или извне привносимых идей (неадекватный приоритет заданности), что приводит к доктринерству, подчинению жизни выдуманному национальному идеалу или вообще отказу от него, его обмирщению (например, к «новому» пониманию национальной идеи России и её роли в мире: быть «хворостом» для раздувания мирового революционного пожара, материально-техническим плацдармом для распространения коммунизма или просто обогащения и мощи);

2) - из временной ситуации, конъюнктуры (неадекватный приоритет осуществления), что приводит к релятивизму. Пример: конъюнктура требует союзников, которые предадут, строится не на основе традиционных духовных ценностях и объективных условиях, а временных сиюминутных интересах различных кланов и временщиков, и как результат – сепаратизм и децентрализация, предательство, продажность и ложь.

Очевидно, что необходимо исходить из данных объективных условий существования страны (территории, исторического наследия и традиции), где приоритет данности адекватен. Это реалистическая позиция.

Далее, в связи с заданностью нельзя исходить из:

1) национальной идеи, отождествляемой с наличными сугубо экономическими и политическими интересами (неадекватный приоритет данности). Это приводит к вульгарному материализму, прагматизму, политиканству и бездуховному национализму в целом. Их принципы: «Раз так есть, значит так должно быть», «Враг моего врага – мой друг», «Цель оправдывает средства»;

2) национальной идеи, которая не определена («не дана и не задана»), которая якобы свободна, неопределима и твориться в истории (здесь неадекватный приоритет осуществления). Это технократизм, приспособленчество и нестабильность прикрываемые ссылками на творчество, перемены и необходимость «идти в ногу со временем», отдаться духу времени.

Очевидно, что национальная идея определяется как объективное задание на основе абсолютных ценностей и в меру исторических «даров» (данности), как сила свободного национального самоопределения к объективно-лучшему (адекватный приоритет заданности). Это духовный реализм.

Наконец, по отношению к самому аспекту осуществления нельзя исходить из:

1) обветшалых национально-культурных форм, что приводит к застою (неадекватный приоритет данности), господству «необходимости». Это грозит изоляционизмом и отставанием. Нельзя противиться технической культуре, науке. Мракобесие и реакционность – отнюдь не признак здорового охранительного консерватизма;

2) произвола и многообразия культурных форм безотносительно к национальному духу и объективным ценностям, из преобладания субъективного многообразия (неадекватный приоритет заданности). Подобный этнический релятивизм и субъективизм грозит самоуничтожением, растворением среди других народов, потерей независимости.

Верное решение в активном творчестве, создании многообразных совершенных культурных форм исходя из единого национального духа, объективных духовных ценностей (адекватный приоритет осуществления) и «исторических даров, бремени и возможностей». Это свободное осуществление Любви, Правды, Красоты, Добра, Справедливости (Абсолютных ценностей) в совершенной национально-культурной форме, одухотворение всех «данных» Богом сфер жизни, призванных к преображению.

Сама по себе монархия как таковая – отнюдь не гарантия стабильности и преемственности власти. Власть, не связанная канонически и не ограниченная национальными интересами, ведет к интригам, заговорам, убийствам, государственным переворотам, приводящим к политической нестабильности. Она являет собой необходимую, но недостаточную форму социальной организации для того, чтобы быть реальной удерживающей силой от прихода в мир антихриста.

Каждая из основ, обладая свободой воли, могла выйти за пределы своей природы, осуществляя себя в неадекватной функции. Предпосылками для этого были внешние соблазны и слабости человеческой природы, национальный характер, тяжелое историческое наследие и бремя России: великие пространства, многонациональность, сложность географии и климата, открытость границ, внешние угрозы и войны. Но сводить причины революции к этим предпосылкам и неблагоприятным условиям нельзя, поскольку история России неоднократно показывала как по промыслу Божию они становились факторами победы и возвращения к заповеданному пути. Главными обстоятельствами были предпосылки внутренние. Победа над Наполеоном в Отечественной войне 1812 г. подтверждает это.

В истории России по-разному складывалась первоочередность и взаимодействие этих трех начал, способствуя осуществлению русского предназначения в целом. Так, в период Ивана Грозного твердой рукой царя была создана самодержавная власть – защитница для церкви от ересей, а для народа – от произвола бояр. Например, в эпоху кризиса русской государственности начала XVII века уже русский народ спасал и самодержавную монархическую форму, и русское православие, руководствуясь верой. В зависимости от своеобразия момента по-разному расставлялись акценты в понимании того, какое начало из трех должно выйти на первое место, чтобы способствовать осуществлению двух остальных. Важно было следовать цельности триады, не нарушая ее гармонии и полноты. Именно искажения этих основ, их функциональное смешение были духовно-социальными причинами всевозможных невзгод, революций и войн.

XIV-XV века - период политической зависимости от татар (т. е. отсутствие независимого государства), и чтобы русский народ создал свое православное царство (Византия утрачивала предназначенную ей миссию, и требовалась историческая замена), была необходима духовная религиозная сила – православная вера, ставшая главной государствообразующей идеей, которая только и могла объединить разобщенных русских вокруг Москвы как Третьего Рима. После подъема русской духовности (преп. Сергий Радонежский был вдохновителем Куликовской битвы и воплощением отнюдь не пещерного затворничества) наступил этап политического оформления «национального тела», и на первый план вышли задачи государственного строительства (Иван Грозный), а церковь как социальный институт отходит на второй план (как духовная сила она действует через своих помазанников и литургию). В Смутное время, когда в кризисе – оба важнейших института (монархия и церковь), на историческую авансцену выходит третья «ипостась» триады – русский народ и в лице ополчения Минина и Пожарского спасает монархию и церковь (под лозунгом «За веру православную!», вдохновляемый духовными подвижниками - Гермогеном и др., явлением Минину преп. Сергия). Дальнейшая история также вписывается в логику триады, связи которой подверглись испытанию в условиях новых исторических вызовов («Новый Иерусалим» Никона, и т. д.)

Корни революции ХХ века совершенно оправданно видеть в гниении правящего слоя России, расколе русского народа, начиная с реформ Петра I на онемеченное дворянство и бесправное население, находившееся под гнетом крепостного права. В результате «заболевания» дворянства материализмом и свободолюбием, прививавшихся в XVIII веке в ходе европеизации через масонство и внедрение иноземцев, была нарушена идея национальной самобытности, что привело к отрыву дворянства от самых глубинных корней русской культуры и духовности. Элита изменила и второму принципу русского бытия – служению государству в лице самодержавия, постепенно подмяв его под себя. Отрыв от духовных истоков привел к измене православию. Душа православия была заменяется внешним обрядом, соборность церкви – синодской бюрократией, а культурное творчество, оторвавшись от религиозных истоков, становится в подавляющем большинстве не только по форме светским, но разлагающим и разрушительным по существу. Превратив большинство православного русского народа в рабов и нещадно его эксплуатируя, дворянство создало систему защиты своих классовых завоеваний. Однако в XIX веке произошло одухотворение светской культуры через приобщение русской верхушки к народной культуре и православию. Альтернативой заражению либерализмом и атеизмом стали выдающиеся достижения представителей золотого и серебряного века русской культуры, таких как А.С. Пушкин («путь из кабака в церковь») или Ф.М. Достоевский (превращение революционера в духовного пророка). Однако революционный дух эпохи одержал победу. И если в былые лихолетья государство, народ и церковь спасали друг друга, то после попыток дворянства, зараженного сословным эгоизмом, в стремлении окончательно подмять императорскую власть (убийство Павла I, восстание декабристов) враждебные силы сосредоточились на соблазне «грабить награбленное» и «превращении камней в хлебы».

Борьба русского народа за свое освобождение не только от произвола дворян, но от Бога, совести и царя, разжигаемая лозунгами классовой ненависти, трагически закончилась революционным взрывом, жертвой которого стало все здание русской государственности, включая его фундаментальные основы. Катастрофа 1917 года есть раскол единого тела страны, когда связи между церковью, монархом и народом не просто ослабли: две опоры «восстали» на третью – самодержавие. Утрата одной опоры – русского самодержавия, повлекла за собой в бездну все здание – невиданные потери и страдания всех сословий.

Согласно христианству действие нечистого духа состоит в злоупотреблении свободой, искажении и искривлении, нарушении иерархии в едином национальном теле, смешении функций, природ и как результат форм осуществления. Каждое из основ: народное, церковное и государственное, за два столетия окрепло и жило своим самобытием, так что «враг рода человеческого» усилия свои направил на подрыв взаимосвязей между ними. Рассмотрим их подробнее.

Духовно-национальные скрепы. Национальная культура могла приносить живоносные плоды, если питалась духом из православного источника, т.е. была «веленью божию послушна» (А.С. Пушкин), жила «божественными содержаниями в совершенной форме» (И.А. Ильин). Взаимосвязи между русским народом, элитой, с одной стороны, и православной духовностью и традицией, с другой, будучи важнейшими скрепами создаваемой христианской культуры, оказались слабы и не выдержали испытанием войной. Антирелигиозный дух революции внешне проявил себя не сразу, но играя на гордыне, задрапированной лозунгами справедливости, пробудил в народе «зверя-антихриста», ставшего главной движущей силой.Внешний статус православия как государственной религии оказался не меньшим испытанием. Материализм, безбожие и беспочвенность интеллигенции склонной к либерализму, теософии, критическому реализму, символизму усугубили дело.Фактыпослереволюционной истории страны обнаруживают логику постепенного изживания этих болезней и оживления духовно-национальных взаимосвязей вплоть до сегодняшнего дня.

Русскому народу изначально были даны ценнейшие качества – жажда правды, свободолюбие, честность, щедрость и готовность к самопожертвованию ради высшего блага. Чтобы осуществить свое историческое призвание, он вырабатывал соответствующие формы жизни и культуры. В силу исторических условий и особого промысла Россия, чтобы выжить, оказывалась перед необходимостью следовать именно по пути цельному, выверяя свою политику по абсолютным духовным ценностям (высшему заданию), исходя из особенностей конкретной ситуации, выбирая способы, адекватные объективным «дарованным» ей условиям бытия. Согласно И.А. Ильину, у русских свой национально-духовный уклад: т. н. первичные силы – сердечное созерцание, внутреннее свободолюбие, непосредственная искренность духа и жажда Правды, которые преобладают над силами вторичными – волей, рассудком и организационной дисциплиной, более доминирующих у западных народов. Отсюда – божественный замысел и историческое задание русскому народу: не брать в готовом виде чужую форму и организацию, но из данных первичных сил (укрепленной веры и совести, осуществленной свободы и предметного созерцания) выращивать вторичные силы, свою русскую духовную культуру воли, мысли и общественной организации. Это значит учиться умерять и оформлять свои силы, что непросто для русского человека, который по характеру «доверчив, как малое дитя, и страстен, как невоспитанный взрослый». «Духовная свободность дана нам от природы; духовное оформление задано нам от Бога» и «дисциплина есть наше великое задание, наше призвание и предназначение» [5]. Призвание России – в преображении, т. е. в том, чтобы, открыв доступ к светской цивилизации и светской культуре, сильной и живой верой проработать, осмыслить и облагородить новые формы сознания, быта и хозяйства. «Общий религиозно-православный Иоанновский дух любви и свободы, объединяющий историческую Церковь, национальное самочувствие и государство, призван к преображению светского национального самосознания, новой национально-светской культуры и национально-светской цивилизации» [6]. По И.А. Ильину два последних века есть не что иное, как создание русским народом национальной культуры – рождения своего национального русского духа в виде русско-национального творческого акта. Этот акт должен быть верен историческим корням славянства – душе и телу народа, религиозному духу русского православия и осуществляться в национальных формах – русской государственности, русской науке и литературе, русском искусстве, русском правосознании, русском укладе хозяйства, быте и нравственности.

Особое значение для русской души имели внутренние установки – сердечное созерцание, любовь к свободе, детская непосредственность, живая совесть, воля к совершенству во всем, вера в божественное становление человеческой души и природы, смирение, терпение и стремление к духовному очищению. В православии русский получал их в виде молитв, старчества, праздника Пасхи, почитания Богородицы и святых, а также икон. В них содержался ключ к русской религии, душе и истории, которые, конечно, лишь к ним не сводятся, но без которых не могут быть познаны и осуществлены. Всегда было важно созерцать и иметь живой конкретный образ, откуда черпался творческий дух и жизненная сила, символ национального Боговосприятия, который «дается он от имени народа и за народ его героями, гениями и святыми. Это – радостное самоутверждение народного духа в Боге, путь к вере через вдохновенное созерцание, мироприятие и творчество».

Что же произошло? Вот цитаты русских провидцев и мыслителей о главных причинах революционных бед России в ХХ веке. Свт. Игнатий (Брянчаниниов) еще в 1840-х годах написал: «У нас осталась только кое-какая внешность от Православия, но это мертвое тело без жизни. Россия находится накануне взрыва безбожного либерализма». Феофан Затворник: «Через поколение, много через два, иссякнет наше Православие». Лев Тихомиров в начале столетия засвидетельствовал: «Весь мир только носит имя христианского, но нигде противоположность между именем жизни «Святой Руси», «Православия» и т.д. и полной мертвостью веры не поражает нас до такой степени как в современной России». В.В. Розанов (1918 г.): «Глубокий фундамент всего теперь происходящего заключается в том, что в европейском (и в том числе русском) человечестве образовались колоссальные пустоты от былого христианства; и в эти пустоты проваливается все: троны, классы, сословия, труд, богатства… все проваливается в пустоту души, которая лишилась древнего содержания». И.А. Ильин, 1948 год: «Весь кризис, переживаемый ныне Россией и миром, есть кризис по существу своему духовный. В основе его оскудение религиозности, то есть целостной, жизненно-смертной преданности Богу и Божьему делу на земле. Отсюда возникает все остальное: измельчание духовного характера, утрата духовного измерения жизни, измеление и прозаизация человеческого бытия, торжество пошлости в культуре, отмирание рыцарственности и вырождение гражданственности)» [7].

Актуальным и для сегодняшнего дня остается мысль И.А. Ильина о том, что в свое время в России уже была реальная свобода и реальное национальное самоуправление в меру исторических особенностей и уровня правосознания народа. Зато, именно, недовольство ограничениями прав личности, требования внешней свободы, соблазн «все разом взять и устроить» вместо длительного улучшения законов и развития внутренней правовой культуры привели к своей противоположности – отрицанию личности вообще (единица – ноль), ликвидации ее прав и отождествлению с безликим коллективом. Желание экспроприации земель и чужой собственности, получить чужое в неограниченном количестве и даром имело результатом отнятие всего у всех, ликвидацию вообще права частной собственности и возможности быть полноправным хозяином. Ропот на царскую цензуру и несвободу слова закончился монополией слова, печати и даже мысли. Критика церкви вплоть до насмешек над ней привела к безверию и пошлости, недовольство «полицейским гнетом» и всевластьем царя – к невиданной диктатуре и насилию, протест против великорусского национализма и угнетения великодержавным шовинизмом малых народов закончился отрицанием идеи нации вообще и стиранием национальных особенностей интернационалом, а требование расширения народовластия – фарсовой пародией на подлинную демократию. Главный урок революции и последующего за ней строительства коммунизма, по мнению И.А. Ильина, состоит в том, что революционеры восстали на христианские заповеди утверждающие, что жизнь на земле невозможна без терпения, смирения и отречения. В итоге ни один исторический режим не возлагал на своих «подданных» такого бремени изнурительного терпения, вынужденного смирения и унизительного отречения [8]. Так неужели мы ничему не научились и будем повторять духовные ошибки вновь только лишь потому, что соблазны предстают в новом обличье?

Этнополитические скрепы. Любовь между народом и властью (самодержцем), которая крепилась с одной стороны, заботой и попечением государства, а с другой, законопослушанием народа, правосознанием и доверием, оказалась подорвана не только крамольной агитацией и наветами на царя, но неизжитыми сословными привилегиями, продажностью правящего слоя и социальным неравенством. Участие народа в управлении должно было расширятся по мере роста его компетентности и ответственности, а не в форматах западной модели демократии или коммунототалитарной системы.

Олигархия была всегда инородным телом в России – будь то боярство, всегда мечтавшее расколоть Русь на удельные княжества или превратить её в сословную монархию, где царь был бы ответственным не перед Богом, а «аристократией», будь то либеральная интеллигенция, с её критикой царизма накануне революции, которой не смогла противостоять обюрокраченное дворянство, обнаружившее низкий уровень монархического правосознания и озабоченное одним – не потерять доходы и привилегии. Всем этим воспользовались большевики для выявления «классовой сути» самодержавия, что царь якобы был оплотом власти «помещиков и капиталистов». Это было справедливо в отношении других стран, где монархии с разными темпами и национальным особенностями давно превратились в декорацию олигархической власти, везде, кроме России. Господь Духом Святым вдохновлял праведных царей, а если цари отпадали, теряли сакральность и переставали быть «дыханием жизни нации», эту функцию Господь передавал элите. Когда отпадала элита (например, в Смутное время) – народу или церкви. Трагедия 1917 г. состояла в том, что ни одна из оставшихся опор не выдержала испытания.

Духовно-государственные скрепы являлись важнейшими удерживающими силами. История России подтверждает, что ослабление царской власти усугубляло социальные и духовные болезни, а усиление, напротив, приводило к укреплению нации и росту благочестия: именно при самодержавных царях был рост религиозности, подвижничества, монастырской жизни, строительства храмов и пр. Достаточно вспомнить, что, вопреки кровавому стереотипу, Иван Грозный был молитвенником и поборником духовной жизни (канонизация наибольшего количества святых, в т. ч. Александра Невского, произошла при нем), а борьба царя с врагами православия позволила церкви лучше осуществлять свою миссию спасения.

Нарушенная синодальной реформой симфония властей привела к отчуждению церковных иерархов от царя ещё до революции, насильственной политике в сфере свободы совести (например, выдворению русских монахов с Афона), разрыву мистической связи между церковью и государем (запрет священству поминать царя на службах сразу после его «отречения»), к ереси обновленчества, екатеринбургской, соловецкой и пр. «голгофам».

Если Россия не следовала этому принципу, то социальные беды (войны, угрозы распада, внешней зависимости, внутренних расколов) становились расплатой за отход от предназначения и возвращали ее к судьбоносному выбору. Разрешение узловых проблем истории происходит в России как трагедия невиданных масштабов, в этом свидетельство ее избранности к преодолению величайших соблазнов. То, что другим народам не просто сходило с рук, но получало даже статус общественной нормы, здесь требует изживания, очищения, предстает как величайший урок для всего человечества.

Логика возвращения России к заповеданному первообразу обнаруживает себя в удивительных исторических фактах и событиях, последовавших после революции.

Коммунисты, будучи материалистами, говорили о первичности материи над духом, что победа над капитализмом будет одержана, прежде всего, как победа экономическая (в производительности труда), но именно здесь больше всего опозорились, вынужденные прибегнуть к внеэкономическому принуждению, рабскому труду и небывалой доселе идеологизации (т.е. силе идеи). Пришлось строить коммунизм в отдельно взятой стране в виде советской сталинской державы, которая в итоге опрокинула планы ослабления и расчленения России тех, кто из-за границы «дергал за ниточки» до революции. «Мировой закулисе» пришлось сворачивать весь проект, разоблачивший ложь коммунистической идеи и угрожавший победой сталинизма в мировом масштабе. Сталин и сталинизм оказались своеобразным «бичом Божьим», т. е. наказанием за грех отступничества сначала от царя и от веры русского народа, который в горниле индустриализации, коллективизации, партийных чисток и, главное, вопреки интернационалистической и атеистической пропаганде стал перековываться в русских патриотов. Русский язык, «великий, могучий, правдивый и свободный», русская классическая и народная культура, пронизанная идеалами добра, любви, справедливости, чести, христианская в своей основе, не смотря на жесточайшую партийно-идеологическую зачистку и обрезания, сделали свое великое дело, сохранив целостность страны. Тогда как молодая советская культура, если не обращалась к русскому архетипу, была бессильна, ничего не говорила ни уму, ни сердцу нового поколения, и как только рухнул «железный занавес» сразу проиграла борьбу западному масскульту ещё до развала СССР.

Великая Отечественная война остановила уничтожение церкви: священников, храмов (наименьшее число действующих осталось именно перед самой войной), и повернула руководство и многих людей лицом к вере вопреки богоборческим принципам раннего советского периода. Это был частичный возврат к дореволюционным традициям и патриотизму: приостановление атеистической пропаганды и разрушения храмов, отмена института комиссаров в войсках, возвращение царских погон и некоторых званий, регалий, обращения «братья и сестры», выражения «Отечественная война» (как с Наполеоном), роспуск Интернационала, воспевание образов великих русских полководцев и героических страниц военного прошлого и многое другое. Война стала проверкой и отбраковала партийных карьеристов и болтунов, выдвинув действительно талантливых организаторов, хозяйственников и патриотов на ответственные посты; произошла частичная замена правящей элиты. Удивительные события Великой Отечественной войны и знамения свыше разве не свидетельствуют в пользу особой избранности России и того, что Господь Россию не оставил? Наша победа в войне не может восприниматься иначе как чудо и искупление великими потерями того богоотступничества, которое совершил народ во время революции (об этом сказал и Патриарх Кирилл). Велико число свидетельств и знаков Божьего промысла о войне и ее исходе. Например, главные вехи войны совпадают с православными праздниками: начало войны (День всех святых), сражение под Прохоровкой (Петра и Павла), освобождение Киева (Казанская), окончание войны (Пасха и Георгия Победоносца). Чудесные победы, которые нельзя объяснить лишь героизмом: битва за Москву (немцам в наступлении помешали ранние морозы), блокада Ленинграда (город, ставший колыбелью революции, искупил вину невиданным подвигом), Сталинград (дом Павлова), чудо во время штурма Кенигсберга и многое другое.

Либерально-демократические политические режимы и идеологии разных оттенков всегда были антиправославными и антинациональными. Носители либеральных идей были, как правило, атеистами, богоборцами, материалистами и космополитами. Как доктринеры они игнорировали данные Богом реалии и национально-культурную самобытность. Конечно, их идеология и практика попускаемы Богом как социальная болезнь и инструменты грядущего Апокалипсиса. Для желающих спастись изживание и преодоление возможны не путем насильственным, но через защитное ограждение (удерживающую силу в лице самодержавного монарха) и созидательную мощную альтернативу – живое благодатное творчество: политическую, материальную, художественную, научно-образовательную православную культуру, где нет почвы для семян греха.

В настоящий момент, в зависимости от того какая из трех первооснов (православие, самодержавная монархия, русский народ) у тех иных общественных сил или мыслителей является главной, или, напротив, искажается и даже отвергается, можно классифицировать их по этому основанию, с одной стороны, на православных (христиан), державников (монархистов) и почвенников (националистов), а с другой – соответственно на атеистов, либерал-демократов и западников. Если предположить, что все три начала (религиозное, государственное, народное) сильны не только своей самостоятельностью, самобытием, но и взаимосвязями, что образует единство национального духа, то фактически мы имеем два основных полюса: группу национальных сил и антинациональных (несмотря на все многообразие частных оттенков).

Сейчас стоит задача восстановления заповеданной священной триады в ее цельности через обретение верных взаимосвязей, ее составляющих, исходя из их природы и распределения, исторических предпосылок и современных условий.

Осмысление религиозного содержания государственной власти, воспитание монархического правосознания, постоянное и повсеместное разоблачение либерально-демократического идола, покровительство русской национальной культуре, забота о благополучии народа и первоочередность обретения им православной веры должны стать важнейшими задачами современной России. Особенность нынешнего этапа – в том, что Россия, воскреснув и обновившись после коммуно-либерально-демократического «распятия», призвана показать миру спасительный путь христианизации всей общественной жизни перед «концом времен». Чтобы осуществить свою миссию, стать примером оформления духовной силы, оплотом и прибежищем для желающих обрести спасение во Христе, нужны самоорганизация, православно-монархическое просвещение и воспитание. Это собирание воедино:

- православных, но уходящих целиком в религию и недооценивающих значение национальной культуры или возможность восстановления монархической власти;

- монархистов, но игнорирующих национальный фактор или принижающих значение православной веры;

- национал-патриотов, придающих наибольшее значение национальному народному фактору, но враждебно настроенных к православию и монархии.

История России после революции показывает необходимость избавления от чуждых доктрин и всяческих идолов, выработку своих национальных форм социальной активности и творчества, осуществляющих восхождение России к заповеданному первообразу.

Таким образом, история – это, прежде всего, «настоящее, опрокинутое в прошлое и обращенное в будущее», сопряженное с интерпретацией фактов и генерацией смыслов, т.е. она метафизична. В своей сути и предназначении она - наставница жизни. Смыслы русской революции, её ценностное значение, выявляются в контексте историософского осмысления, движущих сил и логики человеческой истории. В столь великие моменты обнаруживают себя законы, которые носят универсальный характер, осмысление которых закрепляется в отечественном и всемирном культурном наследии человечества, предстает как наказ на все времена. Верность ему, живая историческая память является внутренней основой, сердцевиной пути России как метафизическое задание, призванное к осуществлению. Оно зримо разворачивается в великой истории национально-государственного строительства, народном творчестве, памятниках культурного наследия. Благоговейное отношение к этому дару, изучение тонких взаимосвязей и следование заповеданному пути - залог свершения Россией своей исторической миссии. Это отношение к прошлым «святыням» и урокам не просто как к историческим остаткам (иначе они превратятся в «останки»), но как реальной силе, которая разворачивается тем больше, чем больше и глубже происходит единение людей не просто по «человеческому усмотрению, но по Божественной благодати». Жизнеутверждающая метафизика христианства противостоит бессмысленности, конъюнктуре, новационизму, деконструкции, десакрализации, технократизму, расколотости, творческой немощи и отвлеченности, побуждая к наследованию смыслов христианской культуры как её неустанному созиданию. Она обращена и приобщает к вечности. Перефразируя И.А. Ильина, можно утверждать, что насколько верно извлекаются духовно-исторические уроки и «эксплуатируется» наше национальное прошлое, собранное в национальном настоящем, настолько эффективно созидается национальное будущее. Необходим приоритет духовно-нравственного понимания исторической памяти и проблем мемориализации, выявление ценностных метафизических истоков революции и гражданской войны, произошедшего раскола и всплеска классовой ненависти. Осознание их как всеобщей национальной трагедии и закрепление этой идеи в общегражданских мемориалах станет напоминанием о великом нравственном историческом уроке и не позволит страшным событиям повториться вновь.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Бердяев Н.А. Духи русской революции // Из глубины. Сборник статей о русской революции. Библиотека русской религиозно-философской и художественной литературы «Вехи». - URL: . http://www.vehi.net/berdyaev/duhi.html

[2] См.: Бердяев Н.А. Духи русской революции // Из глубины. Сборник статей о русской революции. Библиотека русской религиозно-философской и художественной литературы «Вехи» . - URL: http://www.vehi.net/berdyaev/duhi.html

[3] Позов А. Основы христианской философии. –Ч. 3. – Метафизика. – Мадрид, 1972. - С. 64.

[4] Тихомиров Л. А. Религиозно-философские основы истории. Азбука веры. - URL: https://azbyka.ru/otechnik/Lev_Tihomirov/religiozno-filosofskie-osnovy-istorii/

[5] См.: Ильин И.А. О России. М., 1991. С.3-16.

[6] Ильин И.А. Опасности и задания русского национализма // Наши задачи. Т.1.- М.: Рарог, 1992. С. 275.

[7] Архимандрит Порфирий (Шутов). Надо быть бодрым и жить в работе. Православие - URL: http://www.pravoslavie.ru/62246.html

[8] См.: Ильин И.А. О воспитании русского народа к справедливости // Наши задачи. Т.1.- М.: Рарог, 1992. С. 193.

© Закунов Ю.А., 2017.

Статья поступила в редакцию 25.10.2017.

Закунов Юрий Александрович,

Опубликовано: Журнал Института Наследия, 2017/4(11)

Постоянный адрес статьи: http://nasledie-journal.ru/ru/journals/163.html

Наверх

Новости

Наши партнеры