Войти | Регистрация | Забыли пароль? | Обратная связь

2024/1(36)

спецвыпуск


ТОМСКАЯ ПИСАНИЦА

Материалы исследований


Аболонкова И.В.,
Заятдинов Д.Ф.,
Новокрещенова К.Ю., Юдникова А.Е., Райко Г.В.

Опыт геомеханического мониторинга Томской писаницы в 2022–2023 гг.

Гизей Ю.Ю.

Перспективы номинирования наскального искусства Томи
в Список объектов Всемирного наследия

Горяев В.С.

Музей-заповедник «Томская Писаница»: возвращение от «культурологического музея» к «хранилищу объектов культурного наследия»

Ковтун И.В.

Нижнетомский очаг наскального искусства

Моор Н.Н., Аболонкова И.В., Горяев В.С., Селецкий М.В., Онищенко С.С.

Предварительные результаты исследования археологического контекста Томской писаницы

Москвина Е.А.

История сохранения и музеефикации писаниц на Томи
по документам Государственного архива Кузбасса

Орлова Е.А.

Старинные русские сёла и деревни предполагаемого достопримечательного места «Наскальное искусство р. Томь»

Сазанова К.В.,
Зеленская М.С., Власов Д.Ю.

Методические подходы к защите археологических памятников Притомья от биологических повреждений

Селецкий М.В., Соколов П.Г.

Каменная индустрия памятника Писаная I: предварительные результаты технико-типологического анализа

Шереметова С.А.,
Шереметов Р.Т.

Географические и флористические особенности бассейна реки Томь


Опубликован 15.03.2024 г.


Архив

Мамычев А.Ю.

Формы и направления цивилизационного моделирования политико-правового развития российского общества: через прошлое в будущее

Аннотация. Объектом настоящего исследования выступила современная политико-правовая организация общества в ее цивилизационном измерении и социокультурной динамике. В свою очередь, предметом работы являются противоречия и базовые направления социокультурной динамики публично-властной организации общества, а также формы цивилизационного моделирования устойчивого и преемственного политико-правового развития российского социума. В работе анализируются ключевые проблемы цивилизационного развития российского общества на современном этапе, устойчивые противоречия в социокультурной динамике публично-властной организации, обсуждаются представления и подходы, описывающие процессы моделирования и воспроизводства социокультурной общности, и сохранение цивилизационной идентичности в XXI веке.Отдельно в работе рассматриваютсянаправления обеспечения социокультурного единства и основные формы цивилизационного моделирования политико-правовой целостности общества. Автором обосновывается, что цивилизационная стратегия трансформации российского общества (реформирование политических институтов, развитие текущего законодательства и т.д.) направлена на реконструкцию и интерпретацию публично-властных институтов в качестве устойчивых и преемственно воспроизводящихся цивилизационных феноменов в определенной социокультурной среде.

Ключевые слова: государственно-правовая практика,доктрина,общество,политико-правовое мышление,социокультурное пространство, стратегия, публично-властная трансформация, цивилизация.

Открыть PDF-файл


Ключевые проблемы цивилизационного развития российского общества на современном этапе. На протяжении последних десятилетий отечественное цивилизационное пространство сталкивается с рядом проблемных ситуаций, которые деформируют, а в некотором случае мифологизируют вектор устойчивого развития публично-властной организации российского общества.

1. В настоящее время происходят кардинальные изменения в политико-правовом мышлении и фундаментальные сдвиги в исследовательских стратегиях. Начиная с Т. Куна аксиоматикой гуманитарного типа рациональности (или современной пострациональности) стало убеждение о том, что научное познание представляет собой историю заблуждений, а политико-правовые исследования являются не более чем поэтапной или радикальной сменой одной «системы научных мифологий» на другую, либо одного «типа политической рациональности» на радикально иную [1].

В этом плане обосновывается, что в принципе не существует никаких «устойчивых научных истин» и стержневых цивилизационных оснований политической и правовой организации, присущих определенному сообществу. Любые социокультурные институции и политико-правовые формы – это не органичные конкретной цивилизации или объективированные формы выражения «цивилизационной природы» общества, а суть нечто наносное, временное, зависящее исключительно от субъективного произвола.

В контексте данной парадигмальной установке подвергаются системной критике любые представления и положения о том, что «государственный строй не есть нечто созданное: он представляет собой работу многих веков, идею и сознание разумного в той мере, в какой оно развито в данном народе. Поэтому государственное устройство никогда не создается отдельными субъектами». [2] Напротив, утверждается, что цивилизационные основания или социокультурные коды – всего лишь созданные мифы, легитимирующие тот или иной государственно-правовой режим. Другими словами, современный корпус исследовательских программ ориентирован на разоблачение этих публичных мифов, обоснования того, что любой социокультурный институт – это лишь устойчивая «публичная привычка» и «социальная амнезия» (забытый публичный произвол, т.е. созданный когда-то и переведен традицией в нечто объективное) [3], а цивилизационная система – всего лишь специфическая и относительно уникальная и искусственная «сборка» социального порядка [4].

Поэтому любые факты, публично-властные практики в рамках этой пострациональной аксиоматики всегда уникальны и описывают особенный (ограниченный, единичный) опыт. В этом плане в современной науке и практике провозглашается отсутствие устойчивой системы научно-практических координат и цивилизационных векторов государственно-правовой трансформации (именно цивилизационной трансформации, а не модернизации – процесс, имеющий очевидное западноевропейское цивилизационное основание). Отсюда в экономической, политической, юридической и иных социальных сферах жизнедеятельности развиваются теории нестабильности, рискогенность, ситуативности, технологии управления иррациональным выбором и т.п.

Из публично-властной организации теоретически и практически «вымываются» этнические и этнокультурные идентичности, идейно-концептуальные основания и духовно-нравственные стандарты, которые структурировали и направляли устойчивое развитие конкретных цивилизационных пространств. Подобные тенденции приводят к тому, что в реальной публичной практике и исследовательских программах не учитываются общая цивилизационная проективность, реализующаяся в культурно-историческом контексте, устойчивые доминанты развития социально-политического и юридического мышления, преемственность публично-властной организации и т.п.

2. Формирование постклассических смыслов связано и с развитием глобальных виртуализированных символов и образов, абстрактных идейно-смысловых платформ, которые существенно изменяют процессы идентификации социокультурных акторов, формирование политико-правовой культуры общества, принятие и реализацию значимых политических, социально-правовых и иных управленческих решений. Доминирующей проблемой в западноевропейских исследовательских проектах, задающих «тон» российской гуманитарной науке, является поиск оснований гражданского мировоззрения, которые обеспечили бы развитие «общемировой гражданственности» [5], связанной не с культурными традициями, определенными нациями, этносами, а с общемировой «конституционно-правовой идентичностью» [6]. В конце ХХ – начале XXI вв. западноевропейская наука и публично-властная практика осуществляет резкий демонтаж национального самосознания и социально-культурной (политической, этнической, духовной, интеллектуальной и проч.) специфики.

При этом происходит «сборка» новой общности, в рамках которой многие уникальности и иные отклонения не являются основанием для идентификации [7]. Однако практика реализации данного проекта, по крайне мере на евразийском пространстве, вызывает много проблем и нестыковок. «Очищение» политико-правовых исследований от устойчивых социально-культурных доминант приводит к: повсеместному кризису ценностно-нормативных основ публично-властной организации; деформации политической и правовой культуры; искажениям функционирования политических институтов и публично-правовых учреждений; разрушению государствоведческих традиций, обеспечивающих стабильность и воспроизводство социально-политической целостности и этнополитической стабильности; прагматизации и бюрократизации права; духовно-нравственному коллапсу и дегармонизации социально-нормативных регуляторов и т.д.

3. Современная государственно-правовая организация российского общества находится в процессе трансформации. Модернизационные, консервативные и глоболокальные тренды существенным образом влияют на смысл и цивилизационную динамику основополагающих институтов, проблематизируя сущность, основные функции и задачи, социальную роль последних. При этом современные процессы социально-культурной типизации и политико-правовой унификации значительно увеличивают рискогенность функционирования локальных (провинциональных, этнокультурных), национальных и региональных жизненных пространств.

Все это приводит к тому, что при анализе форм, обеспечивающих социально-политическое единство и устойчивое право-культурное развитие происходит явное игнорирование потенциала российской цивилизационной традиции. Исследователи, двигающиеся в этом направлении, заявляют о предстоящей «новой социально-политической революции», которая сметет традиционные категории политико-правового мышления (государство, правовой порядок, политико-правовой статус человека, определяемый и гарантируемый государством и проч.) и формы общественного единства (народ, нация, этнос), а затем сформирует принципиально иные формы общественной организации и идентификации, свободные от юридико-политических конструкций, навязываемых государственной властью.

Обобщая новейшие достижения в этой сфере научных исследований, можно выделить два основных направления, разрабатывающих либо инновационные (неолиберальные) формы политической коммуникации, где государственной власти отводится весьма малое место как института, обеспечивающего национально-культурное единство и этнополитическую стабильность, либо революционные (неомарксизм, неоанархизм, космополитизм) формы социально-культурного единства, лишающие ее какого-либо социального значения в будущем. Однако два этих направления противоречивы, каждое из них представляет проблемное «рефлексивное поле», «производя» достаточно спорные практические проекты публично-властной организации.

4. Исследование и проектирование развития современных политико-правовых институтов как социокультурных и этнополитических феноменов в ряде случаев вообще вызывает непонимание и упреки. Это вызвано рядом объективных и субъективных причин.

Во-первых, с давлением так называемой «политкорректности», которая формирует рамки современных исследовательских программ, в частности, политико-правовые институты анализируются только в аспекте демократического дискурса и в контексте организации западноевропейской модели правового государства.

Функционирующие и воспроизводящиеся в обществе политико-правовые институты и практики рассматриваются не как самостоятельные социокультурные феномены, а, скорее, как инструмент реализации доминирующего в мире идеологического формата. В этом плане акцентуация на вопросах цивилизационной и этнополитической специфике и проч. воспринимается чаще всего как «уход со столбовой дороги модернизационного развития», «исторически верного развития человечества» и т.д.

Во-вторых, с восприятием советского опыта государственного строительства (да и вообще всей русской государственно-правовой истории) как некой «этатической страшилки», формирующей стереотип, что любое исследование цивилизационных основ власти, права, государства, их специфики и самобытности является ностальгией по авторитаризму и верной дорогой к тоталитаризму. Любые попытки построения отечественной теории государства и права, цивилизационной доктрины развития российского общества и проч. трактуется в качестве опасной тенденции, ведущей к свертыванию с пути демократического развития, а разнообразные дискуссии об уникальности социокультурных традиций – как возвращение на «дорогу рабства» и т.п.

В-третьих, с распространением «предвзятых оценочных суждений», связанных с тем, что социокультурное измерение политико-правовых явлений и процессов является «консервативной наивностью» или «национально-государственной упертостью» (У. Бек). Рассматривая в этом ключе, развитие политико-правовой организации современной России трудно вписать в современные (западноевропейские) тенденции. А вообще, когда специфика российского социокультурного процесса туда вписывалась? Являлась ли вообще российская политико-правовая история национальной (в классической западноевропейской трактовке)? Разве не представляет отечественная история государственно-территориального, социально-культурного и этнонационального расширения свой эффективный и гармоничный опыт уравновешивания разнообразных жизненных и организационных систем? Похожа ли эта история на развитие национальных государств в Европе, которые, бесспорно, сегодня переживают острый кризис, прежде всего национально-политической идентичности и духовно-нравственной пустоты? Разве не сформировались (за тысячелетия успешного развития российской государственности) гибкие и адаптивные формы, учитывающие включение различных этнонациональных культур, принципов организации жизненных систем, специфических стилей властного мышления и взаимодействия, в общую государственно-правовую целостность? Думается, что эти и другие вопросы являются основополагающими для цивилизационной устойчивости и развития российского общества в XXI веке.

Современные представления о воспроизводстве социокультурной общности и сохранении цивилизационной идентичности. Принципиально важным, с нашей точки зрения, являются различные формы социокультурных связей и взаимосвязей, а также их изменения и трансформации. Именно связи и формы общности (как традиционные, так и инновационные) выступают основополагающими в современных социальных исследованиях. В принципе, эта идея достаточно традиционна для отечественного мировоззрения и ранее прорабатывалась в рамках соборной доктрины, выражавшей как индивидуальную свободу, так и социально-культурную целостность. Обратим внимание, что в современных исследованиях эта идея также выступает ключевой, многие признают ее как «прорыв» в социальной науке, который позволяет не только объяснить, но и согласовать (гармонизировать) индивидуальное и коллективное. Например, ведущий британский исследователь пишет, что «мир, знания о нем и различные представления о правильном и справедливом пересекаются и незаметно переходят друг в друга… индивидуальное включается в коллективное, а коллективное – в индивидуальное, но они несводимы друг к другу» [8].

Нам представляется, что затянувшейся период постмодернистской дефрагментации, «разоблачения» любых общественных скреп актуализирует проблематику общности, тематизирующую в мыследеятельности людей вопросы совместного сосуществования и восстановления устойчивых основ для последнего. В целом мы придерживаемся позиции, согласно которой социокультурное проживается и одновременно творится постоянно, это не застывший конструкт, а динамическое целое, которое схватывается интуитивно как общее переживание и воспроизводится в практической мыследеятельности людей. Опыт и история «проживания» и «воспроизводство» социокультурного и есть одна из ключевых содержательных цивилизационных характеристик.

Ведь именно наше недопонимание (а иногда и полное игнорирование), как отмечает Б. Як, рода (сообщества) создало столько сумятицы и неопределенности сегодня. Сегодня, продолжает он, «в пересмотре нуждаются как раз таки наши теоретические предположения о межпоколенческом сообществе», поскольку социокультурное сообщество является «родовой компонентой человеческой ассоциации», а не каким-то пережитком традиционной семьи и деревенской жизни: «сообщества связывают нас не с помощью нашего подчинения группе или же слияния с ней, а посредством того, что мы расположены проявлять особое попечительство и лояльность к людям, с которыми одинаково разделяем нечто общее… люди связаны с теми, с кем они разделяют общее наследие культурных символов и приданий» [9].

В этом плане социальное – это не столько статичный объект, сколько динамичная область взаимодействий, имеющих общую ориентированность на формирование социокультурной целостности, группового единства в тот или иной конкретно-исторический этап. «Позитивность» такой научно-исследовательской программы означает положительную направленность как на исследование, так и на практическое формирование, воспроизводство, переструктурирование и воссоздание социокультурной общности. Это принципиально отличается от негативной постмодернистской и неоанархической исследовательских программ, ориентированных на дефрагментацию, разложение, развенчивание социокультурных единств, их разрушения в пользу свободного и неструктурированного множества [10].

Действительно важным является умение видеть и способность анализировать сам процесс принятия и переструктурирования (эволюции сообщества) социальных общностей в рамках цивилизационной целостности. Прослеживать процесс того, как люди, с помощью каких элементов, вещей, традиций формируют и поддерживают устойчивые связи и взаимосвязи, переструктурируют последние, определяют групповые границы, принципы идентификации и т.д. Согласимся в этом аспекте с позицией Игоря Красавина, что «сообщество постоянно собирается и разделяется, пребывая одновременно в разных состояниях, но тщательно отделяя одно состояние от другого», тем не менее, всегда есть «самые общие условия и формы организации сообщества необходимые для поддержания его существования. Это вопрос о том, как сообщество, будучи множественным, сохраняет и преобразует себя в качестве целого» [11].

Различные цивилизационные основания представляют, соответственно, и разные общие условия, и формы сохранения, воспроизводства и переструктурирования социокультурного сообщества. Вообще различия значимы для любой социокультурной общности (как бы это противоречиво многим не казалось). Заметим, что пока существуют различия, а они, как нам кажется, неизбежны и постоянны, будут существовать формы и способы их закрепления и выражения. Различия по своей природе конститутивны, они выступают основой для формирования способов осмысления действительности, социокультурных феноменов, структурно-иерархического строения групп и обществ и т.д. Различия всегда существовали как исходный, базовый элемент познания и социального конструирования. Конечно, в постмодерне различия лишаются своего конститутивного позитивного эффекта, становятся различием ради самого различия, инструментом дефрагментации традиционных систем, элементом, подрывающим любое единство и целостность. Эта «борьба с различием» сформировала негативную проекцию всех гуманитарных исследований в ХХ веке и сегодня ставится под сомнения. Справедливо в этом плане отмечает А. Бадью, что «различия – это то, что есть. Люди и нации обязательно различаются. Проблема в том, как произвести тождественное. Это очень важный момент. Мы прощаемся с периодом культа различия, который, в общем и целом, был достаточно негативным. Подлинная великая политика нацелена, скорее, на производства единства из различного материала (курсив наш. – Авт.)» [12].

Итак, социокультурное проживается и творится в жизнедеятельности индивидов и сообществ, останавливается – исчезает сама устойчивая общность. Поддержание и продолжение социокультурной целостности, а не подражание ей или имитация требуют огромной работы и усилия всего поколения. Продолжение цивилизационной традиции не ставит акцент на коллективности в ущерб творческой энергии индивидуальности [13]. Это общий коммунитарный процесс, содержание которому придают именно социальные взаимодействия людей, социокультурные связи между ними, а не подчинение личности политическим или иным институтам, трактуемых в репрессивных коннотациях.

Именно в действии, во взаимодействии «оживает» и «воспроизводится» социокультурная уникальность и цивилизационная целостность, а не в общих гегемонистических структурах, навязывающих творческой уникальности определенное тотальное единство. В принципе, в этом подходе нет ничего принципиально нового, он вписывается в современную направленность социокультурных исследований различных феноменов. Так, например, авторы недавно вышедшей монографии отмечают, что «право не существует вне и без человека, социализированного в соответствующей правовой культуре. Постклассическая социокультурная антропология права утверждает сконструированность, т.е. созданность активностью человека, а не данность права и его воспроизводимость практиками людей» [14].

Отметим, что мы понимаем под цивилизационными основами определенные и устойчивые «осевые элементы», общие направленности и формальные модели, которые задействованы в конкретно-исторических практиках продолжения (воспроизводства), переструктурировании и проживании социокультурной общности. В свою очередь, специфическое в этом, метафорически выражаясь, представляют «культурный материал», «специфические блоки» для сборки нового политического, правового, социально-экономического пространств, упорядочивающих общественное взаимодействие в конкретно-исторических условиях, в контексте действующих и латентных вызовов и угроз. Если взять инструментальный аспект, то можно отметить, что через сопоставление, подражание и творческое использование социокультурных канонов осуществляется преемственное развитие социокультурной общности и цивилизационой целостности.

Из государственно-правовой истории мы знаем, что период слома социокультурной общности ведет к крушению политико-правовой организации. Однако затем, как это неоднократно также подтверждает исторический опыт социокультурной трансформации, цивилизационные основания «запускают» процессы переструктурирования идейно-смысловых основ, реорганизации или пересборки публично-властного пространства за счет новых идейный основ.

Важно подчеркнуть, что формирование новых идейно-смысловых оснований политико-правовой организации, ее развитие и институционализация реализуется не на пустом месте, а под воздействием осевых цивилизационный условий и форм. Принятие этих оснований – это выбор как самих конкретных мыследеятелей, так и, если выразится опять-таки метафорично, самой истории.

Архетиктоника обеспечения социокультурной общности и цивилизационной идентичности. Процесс обеспечения последнего можно условно представить в ряде взаимосвязанных уровней (Рис. 1). Как уже было замечено выше, повторяющийся социокультурный опыт формирует определенные устойчивые факторы и доминанты взаимосвязей и взаимодействия, которые становятся архетипическими структурами или цивилизационными кодами развития политико-правовой жизни общества. В то же время эти цивилизационные коды влияют на наши представления и опыт, стремясь организовать их в соответствии с уже существующими моделями.

2018-2 Мамычев схемаОни фиксируют базовые сценарии политико-правового мышления, режимность взаимодействия между личностью, обществом и государством, формообразующие тенденции в институционально-властной организации общества. 

Архетипический (цивилизационный) уровень представляет собой первичный, базисный уровень формирования политической и правовой культуры общества, собственно, и представляющий собой фундамент. Он является несущей социокультурной арматурой, которая как обусловливает специфику институционализации тех или иных явлений и процессов политико-правовой жизнедеятельности, так и формирует «конгруэнтную смысловую и деятельностную перспективу» (М. Мид, Д. Клакхон и др.). Ряд исследователей предлагают называть подобный уровень первичным, партикулярным слоем культуры, который «формируется преимущественно на уровне массового бессознательного, проявляющего себя при движении из частной жизни в социокультурное психе локального человеческого сообщества и обратно. В то же время партикулярная культура существует и как феномен индивидуального бессознательного, отражая общие тенденции частной жизни и во многом обусловливая формирование личности и ее социальных ролей, а также характер взаимодействия с другими индивидами» (курсив мой. – А.М.) [15]. Содержательно характеризуя данный уровень, можно выделить следующие составляющие: нравственно-когнитивные интуиции; надрациональные ценности (цивилизационные коды); архетипические образы и представления; предправовые первонормы поведения и взаимодействия.

2. Квазиизмерение цивилизационных кодов – это то социокультурное пространство, где располагаются и действуют основные и устойчивые ценностно-нормативные регуляторы. Именно на этом микроуровне идет непрерывное, достаточно медленное формирование социокультурных доминант, воспроизводящих специфичность и неповторимость политической и правовой культуры определенного общества и его особенные властно-правовые практики взаимодействия.

Следовательно, данное измерение отражает так называемые «социотворящие» факторы и источники. Другими словами, цивилизационные коды и факторы, обусловливающие политико-правовую реальность, выражаются в обычаях, традициях, стиле восприятия политико-правовых явлений и процессов, нравственно-духовных доминантах и стереотипах взаимодействия в системе «личность – общество – государство», в иных национальных и религиозных артефактах, обусловливающих особенности политической культуры, форм и практических схем удовлетворения духовных и материальных потребностей, сопровождающих их ритуалах и т.п.

Это уровень обусловливает не содержание, а форму упорядочения правокультурной жизни общества. Справедливо пишут в этом контексте И.В. Мостовая и А.П. Скорик, что данный уровень инициирует формирование первичных бытовых отношений, ритуалов, первичных социальных норм, ценностей и оценок. Словом, он формирует «отчасти нерефлексируемый обыденный мир социальных взаимодействий – с его устоявшимися традициями, особой (только для внутреннего пользования) социальной символикой, особым языком, который практически интуитивно понимается “своими”» [16].


3. Эмпирический уровень
политико-правовой жизни обществапредставляет собой уровень обыденного политического взаимодействия и обычно-правовых форм взаимодействия, в контексте которого осуществляется повседневное (практическое) поведение субъектов на основе сложившихся и преемственно воспроизводящихся форм и типизированных моделей социально-властного взаимодействия, достижения субъективных интересов и потребностей. Существенное значение на этом уровне имеет, конечно, не только «поведенческая традиция», но и «устная традиция», а также сформированные на предшествующих уровнях нравственно-когнитивные готовности и установки в восприятии существующей реальности, а также правовые эмоции и установки (эмоционально-психологическая составляющая обыденного политического взаимодействия). Именно практическое (обычно-повседневное) поведение отражает реально, в отличие, например, от санкционированных (официально признанных) обычаев, специфику социально-политического бытия нации, этносов, конкретных групп.

В свою очередь, эмоционально-психологическая сторонаотражает внутреннюю составляющую обыденного социально-политического. Данное отношение между индивидами строится на эмоционально-психологическом опыте. Следует учитывать, обосновывает Р. Циппелиус, что в повседневном социально-политическом взаимодействии «в области выбора цели иррациональный фактор вмешивается уже благодаря тому, что оценка различных целей и предпочтений не может быть осуществлена рационально: с одной стороны, за разными целеполаганиями стоят различные социальные силы и субъекты, с другой – даже те предпочтения, которые пользуются одобрением определенного большинства, так или иначе изменяются в зависимости от ситуаций и времени. Это означает, что необходимо угадывать, предчувствовать будущие преференции, что само по себе выходит за рамки рациональной калькуляции» [17].

4. Доктринальный (теоретический) уровеньполитико-правовой жизни обществапредставляет глубинные, сущностные (концептуальные, аксиологические, символические) характеристики политико-правовых явлений, процессов и связан с их представлением и оценкой в политическом мышлении. Это уровень интегративный, сплачивающий существующее культурное содержание с базовыми, типоформирующими установками, доминантами социально-политического развития и т.п. Он включает в себя следующие элементы, характеризующие данный уровень с точки зрения архетипической обусловленности: аксиологическую (нормативно-ценностную), концептуальную (политические и юридические теории, доктрины, категории и понятия) и символическую (существующие государственно-правовые символы и ритуалы) составляющие.

5. Институциональный уровень политической жизни общества, соответственно, воплощает исторические закономерности развития публично-властной организации общества, институционализирует сложившиеся, типизированные формы и модели позитивного взаимодействия в системе «личность – общество – государство». Данный уровень, кроме действующих политических, правовых, экономических и иных институтови структур, отражающих, по сути, статический элемент институционального уровня, включает в себя также такие динамические элементы, как институционально-нормативная активность (законодательная, правоприменительная, судебная и иная политико-правовая практика), а также институционально-нормативная активность граждан и различных общественных институтов и структур.

6. Квазиизмерение политической жизни общества – уровень, отражающий позитивные (имеющие социально-политическое одобрение) и негативные (вредные, опасные) политико-правовые явления и процессы. На данном уровне происходит взаимодействие существующих институционально-властной и правовой организаций с реальными поведенческими практиками, преломление действующих институтов в национальном политическом мышлении.

Кроме того, следует полагать, что политико-правовое пространство представляет собой определенную сферу жизнедеятельности общества, в которой осуществляется взаимодействие социальных субъектов по поводу организации и осуществления политической власти, реализации конкретных интересов и потребностей, непосредственное руководство общественными делами и организация упорядоченности политического и правового взаимодействия отдельных индивидов, их социальных общностей, организаций, институтов и т.п. [18] Таким образом, политико-правовое пространство включает в себя институциональную структуру, ее политические, правовые, культурные и духовно-нравственные основы, обеспечивающие определенный государственно-правовой режим. В общественном сознании формируются определенные представления об окружающем индивидов социальном пространстве, предопределяя тем самым и политико-правовую организацию последнего, а само политическое взаимодействие субъектов в рамках этого пространства задает подлинный смысл и значение политических и правовых установлений, институтов в имеющихся условиях места и пространства.

7. Уровень социально-культурной целостности характеризует собственно политическую и правовую культуру конкретного общества как целостный феномен, отражает ее специфику и адаптивные возможности перед вызовами современности. Он выражает три основных элемента, характеризующих специфику той или иной культуры (правовой, политической, экономической и т.д.), перспективы ее развития, возможности адаптации к внешним заимствованиям тех или иных институтов, импортированию каких-либо идей и доктрин, а также устойчивые формы и способы восприятия и оценки феноменов политико-правовой реальности, социокультурные стандарты и модели взаимодействия в системе «личность – общество – государство».

В заключение отметим, что стремление ряда направлений современной гуманитарной мысли к «очищению» властно-политической коммуникации от всего национального, культурного, религиозного приводит к примитивизации политического и правового познания, а значит, к сознательному уходу исследователей от: решения сложных проблем организации отечественного государственно-правового пространства как сложноорганизованного и многоукладного общества; понимания этно-национальных и иных механизмов, обеспечивающих устойчивость публично-властной организации и особенность российского политико-правового процесса; выявления реальных причин деформаций публично-властных, юридических, социально-культурных институтов и практик взаимодействия в системе «личность – общество – государство».

Доминирующий либерально-демократический тип политической рациональности в значительной мере мифологизирует и виртуализирует сущность, содержание, социально-политическое назначение и принципы функционирования современной российской государственно-правовой организации. При этом универсальный подход к пониманию и трактовке сущности и назначения институтов власти и управления, анализу их функционирования в современном российском обществе упускает специфические закономерности и тенденции развития российского цивилизационного пространства. Считаем, что цивилизационная стратегия исследования и формирования доктринально-программных положений, определяющих вектор развития российского общества (реформирование политических институтов, развитие текущего законодательства и т.д.), направлено на реконструкцию и интерпретацию публично-властных институтов в качестве устойчивых и преемственно воспроизводящихся цивилизационных феноменов в определенной социокультурной среде. В этом аспекте цивилизационная основа исследования выступает как содержание, а политическая, правовая, экономическая и иные системы общества (как социокультурные феномены) являются конкретно-исторической формой жизнедеятельности общества, т.е. первое – это сущностная, качественная характеристика общественной организации, а второе – внешнее, специфическое – конкретно-истерическая (конвенциональная) репрезентация и оформление социокультурного содержания.


ПРИМЕЧАНИЯ

[1] См. об этом: Фуко М. Рождение биополитики : Курс лекций, 1978-1979. – СПб.: Наука, 2010. – 448 с.

[2] Гегель Г.В. Ф. Философия права. – М.: Мысль, 1990. – С. 115.

[3] Бурдье П. О государстве : Курс лекций, 1989-1992. – М.: Дело, 2016. – 720 с.

[4] Латур Б. Пересборка социального: введение в акторно-сетевую теорию. – М.: ВШЭ, 2014. – 384 с.

[5] Альтерматт У. Этнонационализм в Европе. – М.: РГГУ, 2000. – 366 с.

[6] Хабермас Ю. Расколотый Запад. – М.: Весь Мир, 2008. – 192 с.

[7] Бек У. Космополитическое мировоззрение. – М.: Центр исслед. постинд об-ва, 2008. – 330 с.

[8] Ло Дж. После метода: беспорядок и социальная наука. – М.: Изд-во Ин-та Гайдара, 2015. – С. 135-136.

[9] Як Б. Национализм и моральная психология соообщества. – М.: Изд-во Ин-та Гайдара, 2017. – С. 16 – 19.

[10] Мамычев А.Ю. Государственная власть в XXI веке: современные проекты политического моделирования // Государственная власть и местное самоуправление. – 2014. – № 1. – С. 3-9.

[11] Красавин И. Сборка сообщества. – М.; Екатеринбург: Кабинетный ученый, 2013. – С. 17.

[12] Бадью А. Философия и событие : Беседы с кратким введением в философию Алена Бадью. – М.: Ин-т Общегум. Исслед., 2016. – С. 55.

[13] См. об этом: Аверьянов В.В. Традиция и динамический консерватизм. – М.: ИДК, 2012. – 696 с.

[14] Социокультурная антропология права : коллективная монография / под ред. Н.А. Исаева, И.Л. Честнова. – СПб.: Алеф-Пресс, 2015. – С. 175.

[15] Мостовая И.В., Скорик А.П. Архетипы и ориентиры российской ментальности // Политические исследования : Полис – 1995. – № 4. – С. 70.

[16] Там же. С. 70 – 71.

[17] Циппелиус Р. Философия права / Пер. з нім. Є. М. Причепій [та ін.] ; ред. пер. ПрЄ. М. Причепій. – К.: Тандем, 2000. – С. 264.

[18] См.: Андреев Д.Ф., Бордюгов Г.А. Пространство власти от Владимира Святого до Владимира Путина. – М.; СПб., 2004. – С. 7.

© А.Ю. Мамычев, 2018.

Статья поступила в редакцию 10.04.2018.

Мамычев Алексей Юрьевич,

доктор политических наук, кандидат юридических наук, доцент,

Владивостокского государственного университета экономики и сервиса (Владивосток),

e-mail: mamychev@yandex.ru

Опубликовано:Журнал Института Наследия, 2018/2(13)

Постоянный адрес статьи: http://nasledie-journal.ru/ru/journals/209.html

Наверх

Новости

Архив новостей

Наши партнеры

КЖ баннер

Рейтинг@Mail.ru