2024/1(36)

спецвыпуск

ТОМСКАЯ ПИСАНИЦА

Материалы исследований

Аболонкова И.В.,
Заятдинов Д.Ф.,
Новокрещенова К.Ю., Юдникова А.Е., Райко Г.В.

Опыт геомеханического мониторинга Томской писаницы в 2022–2023 гг.

Гизей Ю.Ю.

Перспективы номинирования наскального искусства Томи
в Список объектов Всемирного наследия

Горяев В.С.

Музей-заповедник «Томская Писаница»: возвращение от «культурологического музея» к «хранилищу объектов культурного наследия»

Ковтун И.В.

Нижнетомский очаг наскального искусства

Моор Н.Н., Аболонкова И.В., Горяев В.С., Селецкий М.В., Онищенко С.С.

Предварительные результаты исследования археологического контекста Томской писаницы

Москвина Е.А.

История сохранения и музеефикации писаниц на Томи
по документам Государственного архива Кузбасса

Орлова Е.А.

Старинные русские сёла и деревни предполагаемого достопримечательного места «Наскальное искусство р. Томь»

Сазанова К.В.,
Зеленская М.С., Власов Д.Ю.

Методические подходы к защите археологических памятников Притомья от биологических повреждений

Селецкий М.В., Соколов П.Г.

Каменная индустрия памятника Писаная I: предварительные результаты технико-типологического анализа

Шереметова С.А.,
Шереметов Р.Т.

Географические и флористические особенности бассейна реки Томь

Опубликован 15.03.2024 г.

Архив

Старостин А.М.

Нематериальное наследие России в контексте концепции культурного кода цивилизации

Аннотация. В статье обращается внимание на многообразие подходов к проблеме культурного кода цивилизации, которые в целом укладываются в две группы: субстанциональных и реляционных подходов. Тем не менее, пока не удается их интегрировать. Также, как решить проблему культурного кода на основе монодисциплинарного подхода. Автор считает, что дальнейшее продвижение в этом направлении востребует инструментарий современной прикладной философии - философской инноватики - и разработки новой области: «философии русской души». Ключевыми концептами этой области выступают: русский ум; русский характер; национально-ориентированные смысложизненные стратегии и поддерживающую их веру; русский язык.

Ключевые слова: культурный код цивилизации; философская инноватика; предметная и инструментальная составляющие культурного кода; философия русской души.

Открыть PDF-файл

Анализ актуализации русского нематериального наследия показывает наличие разных уровней этого процесса. На поверхности видится процесс выявления типичных и высоких образцов этого наследования и включения их в образовательно-воспитательные механизмы, насыщения ими культуры духовного потребления, включения, так сказать, технологий маркетизации, ориентированных на русскую культуру, русское духовное наследие.

Но есть и глубинный горизонт, связанный с выявлением внутренних механизмов, сущностной стороны нематериального наследия, которые обеспечивают его воспроизводство в различных исторических и социально-политических условиях, сохраняя при этом его инвариантное ядро. В последнее время изыскания в этом направлении сконцентрировались на ряде феноменов, которые могут включать в большей или меньшей степени сущностный уровень нематериального наследия. В первую очередь здесь следует указать исследования национального менталитета [5], национальной идентичности [3], а также культурного кода. Поскольку первые два направления уже достаточно продвинуты и неплохо привязаны к специфике российских условий, с одной стороны, а, с другой, – в них в меньшей степени проявляется биосоциокультурная сущность механизмов воспроизводства духовного наследия, на наш взгляд следует более детально проанализировать парадигму социокультурного кодирования и ее возможности конвергенции с первыми двумя. Но прежде мы хотели бы обозначить исходные методологические позиции, на платформе которых строится последующий дискурс. Речь идет о концепции современной прикладной философии – философской инноватике [9], которую автор разрабатывает последние годы. Суть ее – в опоре на синтетический характер философского мышления, способствующий продвижению в сфере междисциплинарного взаимодействия и синтеза. В результате чего формируются отдельные области прикладной философии. А исследования в области механизмов воспроизводства нематериального наследия следует отнести именно к междисциплинарной сфере, где взаимодействуют и психологические, и лингвистические, и антропологические, и генетические, и культурологические, и исторические, и социологические дисциплины и методы, пытаясь решить проблему выявления механизмов воспроизводства духовной составляющей культуры, а также взаимосвязи ее с материально-предметной ее частью.

Эта интенция просматривается как в рамках исследований русской ментальности и идентичности, так и в поисках культурного кода русской-российской цивилизации.

Итак, остановимся на более подробном освещении проблематики и концепций культурного кодирования.

Основной смысл ее заключается в поиске некоего «культурного генотипа», существование которого задает не только разные вариации локальных цивилизаций, но и закладывает возможные системно-цивилизационные барьеры, которые не удается преодолеть, не производя мутаций «культурного кода».

В развитии данной концепции обозначились свои методологические альтернативы. Прежде всего, первая альтернатива связана с дилеммой субстанциональной и реляционной трактовки «культурного кода».

Примерами реляционных подходов выступают ценностные трактовки классического периода цивилизациологии, связывающая код развития цивилизации с наиболее влиятельными религиозно-мировоззренческими комплексами и доминирующими конфессиональными институтами (Н. Данилевский, П. Сорокин, О. Шпенглер, А. Тойнби, С. Хантингтон). «Культурный код» здесь работает как системообразующее начало, нелокализованное, а «разлитое» в социальной системе. Условно говоря, это основные механизмы социальной самоорганизации и социального управления по ценностям.

Впрочем, к реляционным трактовкам следует отнести и варианты цивилизационного подхода, базирующегося на «секулярных» ценностях. Например, идея «культурно-мировоззренческих матриц», высказанная Э.С. Кульпиным в начале 90-х гг. и развитая нами применительно к элитологии [10, с. 42-43]. В ее рамках подчеркивается, что «Если западные культурно-мировоззренческие ориентации строятся на таких опорных ценностных универсалиях, как “индивид – гражданское общество – право – рынок – прогресс – свобода – разум”, то восточные – на таких универсалиях: “государство – традиции – иерархия – порядок – вера – стабильность”. Своеобразие российских культурно-мировоззренческих ориентаций образуют такие базовые элементы, как “общество – государство – мир (умиротворение) – духовность – всеединство – совесть – справедливость”» [8, с. 62]. Между тем, в последние десятилетия появились и субстанциональные версии «культурного кода». Наибольшую известность получили «концепция мемов», «меметика», выдвинутая еще в 1976 г. британским биологом-эволюционистом Р. Докинсом [1] и продолженная в учении М. Чиксентмихайи [12] и других: «Пожалуй, лучшее определение мема – “любой устойчивый материальный или информационный паттерн, возникший в результате намеренного действия человека”. Таким образом, и кирпич, и Реквием Моцарта – мемы. Мемы возникают, “когда нервная система человека реагирует на опыт и кодирует свою реакцию в форме, которая может быть передана другим”» [12].

К субстанциональным версиям следует отнести и известную концепцию лингво-когнитивных кодов М.К. Петрова (эволюция этих кодов: «личностно-именной» → «профессионально-именной» → «универсально-понятийный») [6, с. 97-112].

В современной гуманитарной когнитологии и когнитивной культурологии, обеспечивающей исследование гуманитарных составляющих в моделировании интеллектуальной деятельности и создание искусственного интеллекта, открыто новое направление в исследовании культурных кодов [7, с. 266-272]. Примечательно, что здесь получила развитие идея связи антропо-психических структур и культурной деятельности, уровней антропологической и ментальной готовности к соответствующим подвижкам в культурном развитии. Достаточно в этом плане сослаться на известные работы Е.Я. Режабека «Мифомышление. Когнитивный анализ» (М.: URSS, 2002) и «Когнитивная культурология» (СПб., 2010). В них, к примеру, утверждается тезис о том, что способность к культурно-деятельностному прогрессу связана с сопряженными подвижками от ведущих функций правополушарных структур мозга – к левополушарной асимметрии [7]. Нужно подчеркнуть, что прототипы подобных подходов появились еще в 60–70-х гг. XX в. (А, возможно, следует и углубиться и в более ранний период, связанный с деятельностью Л.С. Выготского, А.Р. Лурии, М. Коула, Дж. Брунера и др.). Речь идет об идее «эпистем» М. Фуко, как скрытых структурах сознания, определяющих познавательные возможности.

Любопытны также культурологические исследования, исходящие из элементов синергетического подхода к цивилизационному развитию как саморазвитию. Так известный культуролог и философ И.Г. Яковенко в главе «Системные характеристики цивилизационного кода» своей монографии [13] исходит из того, что «В основании культурного кода лежит определенный конструкт, понимаемый как абсолютный социокультурный идеал. Социокультурный идеал традиционной культуры обращен в глубокое прошлое и представляет собой образ изначального нараставшего синкрезиса» [13, с. 34].

Автор приходит к выводу, что к концу XX века возможности традиционного кода культуры исчерпали себя и на повестке дня стоит переструктурирование культуры.

К такому же выводу приходит и ряд других исследователей, работающих в контексте культурного кода. Из них наиболее конкретную и конструктивную позицию занимает Л.Г. Бызов, который в главе «Контуры будущего России и социокультурный код современной российской нации» своей монографии [2] пишет: «На практике в России будет реализовываться промежуточная модель, не предполагающая ни возврата к традиции («консервативная революция»), ни форсированной западнической модернизации («либеральная революция»). Именно в поисках компромисса между этими двумя крайними сценариями и должны заключаться внутренняя политика, в том числе и реформирование политической системы страны» [2, с. 121-122].

Необходимо подчеркнуть существование еще одной дилеммы в разработке проблем культурного кодирования. Опыт современной когнитологии совершенно явно обозначил эту альтернативу: «монодисциплинарный и полидисциплинарный подходы». Монодисциплинарный подход как определенный тип научной аналитики имеет свои пределы. Он обеспечивает подготовку значительного объема материалов, но решить задачу «культурного кодирования» в рамках отдельных дисциплин и подходов – культурологии, антропологии, лингвистики, этнографии, истории, психологии – он не в состоянии. Нужен междисциплинарный синтез, который пока не состоялся, но попытки его предпринимаются в рамках когнитологии и когнитивной культурологии, а также в гуманитарной синергетике.

Резюмируя сказанное о различных альтернативных концепциях, упомянутых выше, подчеркнем, что в них, с точки зрения современной прикладной философии просматриваются также взаимно связанные, но поляризованные одновременно стороны, исследуемые рядом научных дисциплин, как духовный продукт, результат, воплощенный в определенные культурные образцы, и инструмент, инструментарий, с помощью которого эти образцы создаются. Если образцы – это фольклор, музыка, образцы поведения и жизненные уклады, ценностные ориентиры, социальные нормы, передаваемые через механизм традиций, национально-культурной социализации, межпоколенческих эстафет, то в качестве основного инструментария следует рассматривать национальный ум и национальный характер; национально-ориентированные смысложизненные стратегии и поддерживающую их веру; национальный язык. Кстати говоря, отчасти именно эти атрибуты в конечном итоге выводят на национальную идентичность и национальный менталитет.

Необходимо также подчеркнуть, что указанный духовный инструментарий, что особенно заметно в динамике его развития, обеспечивает выживание в той или иной природно-географической среде, в конкуренции с другими макрообщностями (этносами); способствует в результате национальной и цивилизационной самореализации, социокультурному прогрессу. Обычно в ходе анализа подчеркивают, а то и (явно или неявно) отбирают для репрезентации те моменты, которые можно отнести именно к сильной, прогрессивной стороне этого инструментария. Однако и история развития духовного инструментария, и опыт конкурентного взаимодействия с другими макросубъектами свидетельствуют о наличии и другой, не афишируемой стороне духовного инструментария. Можно назвать ее, по К. Юнгу – «тенью», теневой, скрытой, не афишируемой стороной. А можно, следуя классическим религиозно-нравственным традициям, а также хорошо показанным И.А. Ефремовым («Час Быка», «Лезвие бритвы»), назвать инфернальной стороной, у которой имеются свои детерминанты. Ею стараются научиться управлять, вытеснить на периферию психики или в подсознательные области. Но она-то часто и обнаруживается в остро-конкурентных взаимодействиях с другими социальными макрообъектами (этносами). На это указывают соответствующие наблюдения и исследования. Так, «одним из основных факторов восприятия русских и России в целом является «загадочная русская душа», которая представляет собой не просто распространенный стереотип присущих русским качеств, как, например, гостеприимство, открытость или игра в шахматы. Понятие «русская душа» вмещает в себя и объяснение многих причин поведения русских. В частности, экстремальная биполярность России и русских, вся самобытность, неясность, не поддающиеся рациональному объяснению поступки как отдельных людей, так и России в целом, могут объясняться именно «русской душой». С точки зрения немцев, «русская душа» является достаточно универсальной категорией, весьма «удобной» для объяснения внезапных скачков, неожиданных поворотов, невозможности предугадать дальнейшее развитие и т.д. Это понятие может трактоваться позитивно, негативно, иронически, но оно охотно принимается немцами для объяснения иррациональности поведения русских» [4, с. 324].

И в многочисленных исследованиях, и в метких высказываниях и афоризмах (отечественных и зарубежных) эти основные черты выделяются и подчеркиваются в очень дальней ретроспективе. Достаточно привести наиболее яркие из них:

– «Русский характер – это непрестанные приливы и отливы, и чисто русское словечко “ничего!” хорошо выражает фатализм этих нескончаемых колебаний» (Дж. Голсуорси);

– «Русский народ очень терпелив и терпит до самой крайности; но когда конец положит своему терпению, то ничто не может его удержать, чтобы не преклонился на жестокость» (А.Н. Радищев);

– «Русские могут казаться недалекими, нахальными или даже глупыми людьми, но остается только молиться тем, кто встанет у них на пути» (У. Черчилль);

– «Русские с самого начала показали себя как первоклассные воины, и наши успехи в первые месяцы войны объяснялись просто лучшей подготовкой. Обретя боевой опыт, они стали первоклассными солдатами. Они сражались с исключительным упорством, имели поразительную выносливость» (Людвиг фон Клейст);

– «Русские люди неустанно работают на преображение себя и окружающих от человекообразия к человечности!» (А. Дюма);

– «Русских невозможно победить, мы убедились в этом за сотни лет. Но русским можно привить ложные ценности, и тогда они победят сами себя!» (Отто фон Бисмарк);

– «Россия опасна мизерностью своих потребностей» [11] (Отто фон Бисмарк).

Можно продолжить этот ряд или ряды, затрагивающие русский ум, русский характер, русское мировосприятие и особенности поведения через специфические черты, идя, так сказать, по пути факторного подхода («теория черт»). Но в принципе – это начальный этап описания. Он уже давно пройден нашими отечественными учеными и мыслителями. Пройдены этапы и более углубленных изысканий. Достаточно посмотреть наиболее глубокие работы, написанные в последние 100 лет Д.И. Менделеевым, Н.И. Бердяевым, Н.О. Лосским, С. Франком, И.П. Павловым, И.А. Ильиным или современными авторами Д.С. Лихачевым, К. Касьяновой, А.В. Юревичем, Л.В. Беловинским, Б.Н. Путиловым, Л. Аннинским, А.П. Прохоровым и другими. Однако и в этом случае мы пока не продвигаемся далее по пути междисциплинарного синтеза. Исследования, инициируемые с позиций современной прикладной философии, направляют нас к созданию определенной философско-прикладной области, вроде «философии души», имеющей как социумную, так и персоналистскую проекцию, в рамках которой может осуществляться и философский синтез дисциплинарных исследований, и коррекция, «перезагрузка» самих дисциплинарных исследований. Аналогом могут служить уже сложившиеся сферы и образцы прикладной философии («философия науки», «философия образования», «философия управления» и т.п.) или междисциплинарные комплексы (синергетика, когнитология). При этом речь, конечно, идет не только о душе и духе вообще, а об определенном его национальном или цивилизационном (как в нашем случае) качестве. Иными словами, о философии русской души.

В таком контексте может сложиться целостное представление о духовном инструментарии как социокультурном коде нашей цивилизации.

Но важным в проблеме цивилизационного кода является не только каков он, как его выявлять и описывать, но и проектная составляющая: как, с помощью каких социокультурных, природно-географических, психогенетических и иных механизмов он действует? Как его «запускать» и корректировать? Как он «мутирует», в особеннос ти в системе диффузии инноваций? На наш взгляд, таковыми выступают традиционные и инновационные (возникшие в рамках цивилизационной культуры) институты, технологии, процессы, которые подлежат инвентаризации на предмет того: способствуют ли они или препятствуют духовному развитию, аутентичны или нет духовной самореализации в отечественных условиях.

Речь следует вести прежде всего об институтах семьи, образования, культуры, основных форм творческой и духовной деятельности и технологиях и способах первичной, вторичной профессиональной и культурной социализации в российских условиях. А также о режимах (регистрах) тех базовых макросоциальных процессов, которые задаются и поддерживаются государством и фиксируются национально-ориентированными индикаторами социального и духовного самочувствия.

ПРИМЕЧАНИЯ

[1] Dawkins R.. The Selfish Gene. – Oxford Univers. Press, 1976.

[2] Бызов Л.Г. Контуры новорусской трансформации. – М.: РОССПЭН, 2013.

[3] Вопрос национальной идентичности в контексте глобализации. М.: Проспект, 2015.

[4] Грушевицкая Т.Г., Попков В.Д., Садохин А.П. Основы межкультурной коммуникации. – М.: ЮНИТИ-ДАНА, 2002.

[5] Историогенез и современное состояние российского менталитета. – М.: Изд-во Ин-та психологии РАН, 2015.

[6] Петров М.К. Язык, знак, культура. – М.: URSS, 2004.

[7] Режабек Е.Я., Филатова А.А. Когнитивная культурология. – СПб.: Алетейя, 2010. С. 266-272.

[8] Старостин А.М. Summa Philosophiae в прикладном измерении. – Ростов н/Д.: Дониздат, 2014.

[9] Старостин А.М. Философские инновации в когнитивном и праксеологическом контексте. – М.: URSS, 2012; Старостин А.М. Прикладная философия как философская инноватика. – Ростов н/Д.: Изд-во ЮРИУ РАНХиГС, 2015.

[10] Старостин А.М. Эффективность деятельности государственной власти и управления. – Ростов н/Д.: Изд-во СКАГС, 2006.

[11] Умом Россию не понять. Мысли и суждения великих моделей об истории, политике и русском характере. – М.: Центрополиграф, 2014.

[12] Чиксентмихайи М. Эволюция личности. Пер. с англ. М., 2013.

[13] Яковенко И.Г. Риски социальной трансформации российского общества: культурологический аспект. – М.: Прогресс-Традиция, 2006.

© Старостин А.М., 2017.

Статья поступила в редакцию 08.02.2017.

Старостин Александр Михайлович,
доктор политических наук, профессор,
заведующий кафедрой философии и методологии науки,
Южно-Российский институт управления – филиал Российской академии
народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ (Ростов-на-Дону),
e-mail: filosofia@uriu.ranepa.ru

Опубликовано: Журнал Института Наследия, 2017/1

Постоянный адрес статьи: http://nasledie-journal.ru/ru/journals/117.html

Наверх

Новости

Наши партнеры