2024/4(39)

Содержание

Теоретические исследования

Путрик Ю.С.

Исторические исследования

Ченцов А.С.

Создание и функционирование пенитенциарной системы
на территории Калининградской области в 1945–1949 гг.

Прикладные исследования

Горлова И.И., Бычкова О.И.

Реализация культурно-образовательного потенциала культурной политики в рамках образовательных систем

Марушина Н.В.

Определение структуры и границ выдающейся универсальной ценности объекта градостроительного наследия
(на примере Санкт-Петербурга)

Романова Д.Я.

Семья и род в историко-культурном наследии края

Скороход А.А.

Исследование картин датских художников-маринистов Карла и Вильгельма Билле в Отделе научной экспертизы ГОСНИИР

Освоение наследия

Филин П.А.

Основные итоги экспедиции Министерства обороны Российской Федерации и Русского географического общества по обследованию Северного острова архипелага Новая Земля в 2024 г.

Родионова В.А.,
Адамовская П.О.

Российский опыт третьего цикла периодической отчётности системы всемирного наследия

Рыбак К.Е.

К проблеме обнаружения
и коллекционирования археологических предметов

Проблемы сохранения наследия

Наумов В.Б.

Вопросы социальной кооперации при цифровом сохранении культурного наследия

Музееведение

Слесарчук, В.А.

Эхо Крымской войны: сувениры «Память Севастополя»
в собрании Нижегородского государственного историко-архитектурного музея-заповедника

Отечественное наследие
за рубежом

Ельчанинов А.И.

Индийский океан. Русские географические названия
как объекты нематериального культурного наследия

Сенин А.П.

Некрологи журнала «Часовой» (1929–1988 гг.) – отражение истории Белой эмиграции

Научная жизнь

Житенёв С.Ю.

Опубликован 12.11.2024 г.

Архив

УДК 069.02:5

Ариас-Вихиль М.А.

А.А.Золотарев об «Исповеди» М.Горького: литературное краеведение (по материалам архива А.М.Горького)

Аннотация. Статья посвящена оригинальной трактовке писателем и историком-краеведом А. А. Золотаревым повести М. Горького «Исповедь» (1908). Метод литературного краеведения, к которому прибегает в своем очерке о творчестве Горького А.А. Золотарев, парадоксальным образом позволяет выявить итальянскую составляющую мировоззрения Горького в каприйский период. Италия и Рим, их история, легенды, национальная идея и особенности итальянского национального характера становятся одним из источников формирования философии коллективизма, наряду с «другим» марксизмом А.А. Богданова и религиозным социализмом А.В. Луначарского. Статья написана по материалам очерка «Каприйский период в жизни Горького и Горьковский период на Капри» А.А. Золотарева, хранящегося в Архиве А.М. Горького Института мировой литературы им. А.М. Горького РАН.

Ключевые слова: Максим Горький, Алексей Золотарев, «Исповедь», литературное краеведение, русский Капри, философия коллективизма, «богостроительство», А.А.Богданов, А.В.Луначарский.

Открыть PDF-файл

15 ноября 2014 г. исполнилось 135 лет со дня рождения писателя, религиозного философа, общественного деятеля, историка и краеведа Алексея Алексеевича Золотарева (1879-1950). Личность этого своеобразного мыслителя формировалась в традициях глубокой русской духовности и религиозности. Сын священника, он рос в большой и дружной семье (четыре сына и дочь), которая стала ему опорой во всех жизненных испытаниях. А.А.Золотарев учился в Киевской Духовной академии, а затем на естественном факультете Петербургского университета. В атмосфере общественного брожения в России рубежа веков он включился в революционное движение, стал членом РСДРП, вел революционную агитацию, что повлекло за собой аресты и ссылки. Арестам и ссылкам подвергся Золотарев и после Октябрьской революции, когда жизнь горячо любимой им России, как и его собственная, превратилась, по его словам, «в житие». Два его брата были репрессированы и погибли в лагерях. Сам он попал под молот судебных процессов 1930-х г. по делу Академии наук над историками («дело С.Платонова – Е.Тарле»), архивистами и краеведами (Н.П.Анциферов) – «шахтинскому делу» научной интеллигенции, по выражению Н.П.Анциферова [1, с. 350]. Духовная стойкость Золотарева, его религиозное мировоззрение стали залогом того, что даже в условиях тюрем и ссылок он не только не потерял себя, но достойно преодолел испытания и стал лучшим краеведом России, подвижником, учредившим в Рыбинске, куда он был выслан впервые в 1902 г. и где жил впоследствии (с перерывами на аресты и ссылки) вплоть до своего ареста в 1930 г., городской архив, картинную галерею, зоологический музей. Не последнюю роль в его увлечении историей и краеведением сыграли поездки по Франции, Швейцарии и, в первую очередь, Италии. Именно в Италии из интереса к истории и литературе сформировался своеобразный метод литературного краеведения, выдающимся образцом которого являются очерки о Горьком. О них и пойдет речь. Анализ художественного творчества писателя в соединении с изучением истории и легенд края, непосредственных впечатлений и атмосферы, в которой создавалось то или иное произведение, дают порой неожиданные результаты. Именно это произошло в случае с Золотаревым и Горьким. Особенности мировоззрения А. А.Золотарева, его интерес к краеведению позволили ему увидеть и понять в личности и творчестве Горького в каприйский период то, чего не заметили другие читатели и критики писателя. Это относится не только к современникам Горького, но и к позднейшим исследователям его творчества в России и за рубежом.

Свои очерки о Горьком, написанные в 1930-1940-ые гг., Золотарев считал «историческими». Один из них – «Воспоминания о Горьком» – был написан в 1938 г. и хранится в Российском государственном архиве литературы и искусства. Он был опубликован с большими сокращениями в 1969 г. (в сборнике «Позывные сердца», Ярославль, публикация А.Астафьева). Другой – «Каприйский период в жизни Горького и Горьковский период на Капри» – создан позднее, но оба они являются продолжением цикла очерков, задуманных писателем еще на Капри: «Неаполь и неаполитанское поморье как местопребывание русских писателей». Три очерка о Горьком переданы Золотаревым В.Д.Бонч-Бруевичу и в Музей А.М.Горького и хранятся в личном Архиве А.М.Горького: «Горький-каприец» (рукопись, АГ МоГ 4-16-1,4), «Каприйский период в жизни Горького и Горьковский период на Капри» (машинопись, АГ МоГ 4-16-2) и «Алексей Максимович Горький» (рукопись, АГ МоГ 4-16-3, очерк 54, с. 152-174; из цикла очерков «Camposanto моей памяти: Образы усопших в моем сознании» (campo santo, ит. – священное поле, кладбище).

Очерковая манера Золотарева отличается глубоким своеобразием. Его очерки представляют собой совершенно особый жанр воспоминаний, характерный для религиозного сознания. Можно было бы вспомнить в этой связи определение историком-медиевистом В. С. Люблинским жанрового своеобразия очерков великой пианистки М. В. Юдиной. Он говорил, что она пишет не воспоминания, а «акафисты». Такими «акафистами» являются и очерки Золотарева о его современниках. Исследователи отмечают, в частности, что цикл «Campo santo» обладает чертами биографического исследования, агиографии, надгробных речей и молитв. Для этого цикла Золотаревым написано 497 таких очерков-акафистов, многие из них посвящены известным ученым, писателям, философам, крупным деятелям культуры (И.М.Гревсу, В.В.Вересаеву, А.С.Новикову-Прибою, Вас.И.Немировичу-Данченко, Н.А.Бердяеву, Ф.И.Шаляпину, В.И.Качалову, Н.А.Морозову, А.А.Ухтомскому, К.П.Пятницкому).

Характерно, что в 1920-е гг. в Сорренто, когда в доме Горького гостил В.Ф.Ходасевич, хозяин обратился к нему с просьбой после его смерти написать о нем воспоминания. В тот момент, когда понадобились воспоминания о каприйском периоде жизни писателя, Горький посоветовал своему другу, издателю А.Н.Тихонову, готовившему сборник, обратиться к А.А.Золотареву, которого считал «очень русским», «светлым» писателем, «человеком чистой души, как псковские праведники», крупной личностью, не нашедшей деятельности по своему масштабу [7, с. 57-58]. Золотарев исполнил желание Горького. После его смерти он написал воспоминания о нем, хотя и в совершенно ином духе, чем Ходасевич. Помимо очерков сохранились письма Золотарева к Горькому, в которых, в частности, содержится глубокая религиозно-философская критика статьи Горького «Разрушение личности» (1908). Золотарев ставит под сомнение требование философии коллективизма о принесении интересов личности в жертву общественным интересам: «Не будь самой личности как полноценного и необходимого явления жизни, ее б ничем не создать. Коллектив жив, покуда живы его члены. Как жив человек жизнью составляющих его индивидуальных клеток» [7, с. 64].

Знакомство с Горьким состоялось в 1907 г., когда А.А.Золотарев приехал на Капри вместе со своим братом Николаем, таким же политэмигрантом. Это произошло во время второй ссылки А.А.Золотарева (впервые Золотарев был выслан в 1902 г. в Рыбинск за участие в студенческой демонстрации и распространение нелегальной литературы; после возвращения в Петербург и восстановления в университете он был вторично выслан в 1906 г. в Нарымский край на три года за революционную пропаганду). Вторая ссылка Золотарева – в Нарымский край – по ходатайству отца была заменена высылкой за границу (он страдал туберкулезом легких). Золотарев уехал в Париж, где поступил на естественный факультет Сорбонны. Лето 1907 г. он провел в Швейцарии, где занимался гербаризацией альпийской флоры, а осенью приехал на три месяца в Италию на Капри, где и познакомился с А.М.Горьким. Знакомство переросло в многолетнюю дружбу, несмотря на очевидные мировоззренческие разногласия. Летом 1908 г. Алексей и Николай Золотаревы вновь приехали из Парижа в Италию и на этот раз много путешествовали по стране. Особенно интересовали их Рим и Юг Италии. Во время этих поездок Золотарев задумал цикл «Неаполь и неаполитанское поморье как местопребывание русских писателей», книгу о неаполитанце Джордано Бруно (Золотарев перевел на русский язык диалог Дж. Бруно «Изгнание Торжествующего Зверя» (опубликован в издательстве «Огни» (СПб) в 1913 г.). Однако Горький и Капри оставались для него вечным магнитом, надежным прибежищем, к которому стремились усталые путники. В поездках формировался оригинальный подход Золотарева к литературе, который можно назвать литературным краеведением. Этот метод, акцентируя особенности места создания произведения, позволял через историю и природу края проникнуть в художественный мир писателя, запечатлевшего своеобразие исторического контекста, пусть даже действие его произведений происходило в совершенном ином месте. Ключом литературного краеведения Золотарев открывает тайну каприйского творчества Горького в своих очерках о нем. Горький, в свою очередь, высоко ценил художественный дар Золотарева и всячески поддерживал студента-естественника в его стремлении к писательству. Уроки Горького не прошли бесследно. Читатели и критики заметили влияние горьковского стиля на прозу Золотарева.

По окончании ссылки Золотарев вернулся на родную Ярославщину, в Рыбинск, но в 1911 г. вновь был выслан в Нарымский край. Пока длились хлопоты по замене ссылки, он уехал на Капри, где провел еще три г. (1911-1914). В это время Золотарев возглавил Общество взаимопомощи русским на Капри и стал директором Каприйской русско-итальянской Библиотеки (Bibliotecaitalo-russadiCapri). Общественный темперамент и просветительская деятельность Золотарева были близки Горькому, который взял на себя литературное водительство Золотарева. Трехлетнее (1911-1913) близкое общение с Горьким было очень важно для его литературной и общественно-культурной деятельности.

А.А.Золотарева привлекала самобытная личность Горького, его любовь к литературе, книге, его преклонение перед человеческой мыслью. Золотарев писал Горькому: «Я чувствовал напряженную, неустанную, радостно-тревожную работу Вашей мысли <…> Это сознание давало мне и силы, и страсть» [7,c. 57]. Трижды за годы ссылок Золотарев приезжал на Капри. Его пребывание в горьковском окружении давало импульс для написания художественной прозы. Так, в первый свой приезд он написал повесть «В старой Лавре» (навеянной киевскими впечатлениями учебы в Духовной академии («Знание». Кн. 23. СПб., 1908); во второй – «На чужой стороне» (о пребывании в сибирской ссылке («Знание». Кн. 35. СПб., 1911); в третий – «Во едину от суббот» (о парижской эмиграции («Знание». Кн. 40. СПб., 1913; отд. изд.: Берлин, 1912). Горький стал первым слушателем, а затем и издателем (в сборниках товарищества «Знание») трех автобиографических повестей Золотарева.

Горьковская повесть «Исповедь» писалась на протяжении 1907 г. и была закончена в начале 1908 года. Она была напечатана одновременно с повестью Золотарева «В старой Лавре» в 23-м «Сборнике товарищества “Знание” за 1908 год». В том же году повесть вышла отдельной книгой в издании И.П.Ладыжникова в Берлине. Горький собирался назвать ее вполне в золотаревском духе «Житием» (в феврале 1908 г. он уведомлял И.П.Ладыжникова: «...А сейчас – кончаю повесть, кажется, интересную. Она будет названа «Житие» или как-то в этом духе. Герой - странник по святым местам» [5, с. 178]. Это говорит о том, что общение с Золотаревым важно было и для Горького, искавшего путь к Богу, как его герой Матвей: от Бога-творца к сотворенному богу, созидаемому новым свободным и братским человечеством. Герой повести, несомненно, во многом имеющей автобиографический характер (если вынести за скобки «афеизм» Горького), отказывается от традиционного Бога, трансцендентного, ради Бога имманентного, воплощающего творческие силы человека. Неслучайно повесть Горького «Исповедь», написанная в тесном общении не только с деятелями Каприйской партийной школы для рабочих, но и с Золотаревым, была подарена последнему с посвящением: «А.А.Золотареву с любовью к нему и верой в его талант, с восхищением перед его духовной бодростью и красотой» [7, с. 57]. Золотарев щедро отплатил Горькому за доверительное и теплое отношение к нему, за моральную поддержку начинающего писателя в его стремлении встать на литературный путь.

В очерке «Каприйский период в жизни Горького и горьковский период на Капри» Золотарев анализирует произведения каприйского периода творчества Горького с точки зрения литературного краеведения, делая важные и серьезные заключения, которые многое объясняют в творчестве Горького тех лет, но все же многое по-прежнему остается загадкой для традиционного литературоведения.

Прежде всего, Золотарев обращает внимание на то, что первое каприйское произведение Горького – «Исповедь» – было плохо принято читающей публикой в России (не говоря уже о большевиках в лице Ленина, о чем, впрочем, Золотарев не упоминает). Та же участь постигла следующую каприйскую повесть – «Лето». Пафос этих произведений, по мнению Золотарева, шел вразрез с царящим в России настроением упадка после поражения революции 1905 г. Интересно суждение о настроении самого Горького, каким увидел его Золотарев на Капри: «В широких общественных кругах наверху популярность Горького заметно падала, как красноречивым языком цифр отмечали отчеты конторы “Знания” за 1906, 1907 и 1908 годы. В то время, как в самой России революционное настроение год от г. шло на убыль, Алексей Максимович не так быстро терял настроение подъема, с каким он выехал из России в начале 1906 г.

Он успел побывать в Америке, успел коснуться “страны света и чудес” Италии, перевидал много интересных людей, а главное, увидел жизнь Европы, которая с юных лет, по романам, казалась ему светлее, чище, праздничнее нашей.

Вот это самое праздничное настроение пронизывает собою первое произведение Горького “Исповедь”, написанное на Капри в 1907 г. и освещенное всецело итальянским солнцем» (с. 47-48) (Здесь и далее очерк цитируется по машинописи, хранящейся в Архиве А.М.Горького, с указанием страницы АГ МоГ 4-16-2).

Оторвавшись от России и оказавшись в Италии, Горький смог построить свою утопию сотворенного бога, бога-народа. Будь иначе, несомненно, «Исповедь» была бы иной, совсем не праздничной в эпоху реакции и спада общедемократического движения. Каприйские большевики-впередовцы А.А.Богданов и А.В.Луначарский, ближайшие сподвижники Горького в организации рабочей школы на Капри, каждый по-своему искали пути преобразования мира.

Философия коллективизма, исповедуемая Богдановым, была одним из источников вдохновения для Горького. Другим источником были идеи Луначарского о создании новой религии – в соединении с социализмом. А.В.Луначарский, испытавший сильное влияние Ф.Ницше, – автор труда «Религия и социализм» (1908-1911) – настоящей «энциклопедии “богостроительства”» (Г.В.Плеханов) [13, с. 114]. Коллективизм и религия – от одного латинского корня «соединять». Так и для Горького Бог – это комплекс идей, которые «будят и организуют социальные чувства, имея целью связать личность с обществом, обуздать зоологический индивидуализм» [3, с. 507].

Однако Золотарев указывает на недостаточность такого подхода при определении своеобразия пафоса горьковской «Исповеди»: «Не раз в русской печати высказывалось мнение, будто в “Исповеди” Алексей Максимович в художественной форме образами и речами своих героев пересказал идеи Луначарского.

Если и говорить о тех идейных вдохновителях, под влиянием которых была написана “Исповедь”, то в первую очередь, бесспорно, надо поставить самое Италию».

Золотарев приводит интересные факты, свидетельствующие о существенности итальянских впечатлений писателя при создании его повести: «Идеи Мадзини Dioepopolo – Бог и народ, сказки и исторические легенды, выпестовавшие современного итальянца с его культом народного героя – 1907 год был как раз годом празднования столетия со дня рождения итальянского народного героя Гарибальди и Алексей Максимович живо откликался на все подробности этого чествования. Его особенно поражала и умиляла способность итальянцев сливаться в единое целое. «Дворянин и раб, священник и солдат – одно тело и ты такой же необходимый человек, как все другие» (Итальянские сказки, т. XIV, с.58 – прим. Золотарева. - М.А.-В.).

Архаичный быт острова Капри позволил Горькому гениально схватить доминанту итальянской истории, как она сказалась на протяжении тысячелетий, начиная с легендарной басни Меневия Агриппы об единстве членов человеческого тела, рассказанной участникам первой римской забастовки – ухода плебеев на Священную гору» (АГ МоГ с. 48-49; имеется в виду предание о том, как в 494 г. до н. э. римские плебеи, возмущенные жестокими притеснениями со стороны патрициев, покинули Рим и удалились на Священную гору (невдалеке от города). Посол патрициев Менений Агриппа умиротворил народ, рассказав басню о членах человеческого тела, которые взбунтовались против желудка, за что сами поплатились крайним изнеможением.) Таким образом, Золотарев не без оснований утверждает, что «богостроитель народ, великомученик великий, неисчислимый мировой народ» ясно почувствован был Горьким именно через Италию.

Обращает на себя внимание суждение Золотарева о том, как впечатления Горького от осмотра римских раскопок претворились в идею необходимости преобразования мира, но не революционным, а эволюционным путем. Сам Золотарев, занимавшийся в России распространением подпольной марксистской социалистической литературы и агитировавший рабочих, был против кровопролития и считал, что преобразований можно достичь просвещением и сменой мировоззрения. Такой же позиции придерживался Богданов, о чем свидетельствует его роман-утопия «Красная звезда» (1908), написанный в это время. Золотарев видит в «Исповеди» философское обоснование такого подхода: «В Риме Горький осматривал раскопки Форума и слушал объяснение директора этих раскопок археолога Бони (Бони Джакомо (1859-1925) – известный итальянский археолог и архитектор, сенатор, кавалер орденов правительства Италии. Автор книг и монографий по истории и архитектуре Италии). Этот знаток и энтузиаст древнего Рима оживил перед художественным взором Алексея Максимовича преемственную силу Вечного Рима.

Чудится, что и сюжетная ткань “Исповеди” - рассказы о переходе от богопочитания к народопочитанию – имеет бывшую внутреннюю связь с римскими впечатлениями Горького, так как в Риме он воочию, из исключительно ясных образцов, видел смену одного миропонимания другим, смену языческого христианством и далее прослойки нового социалистического строя в современном папском и королевском Риме.

(…) Находясь в центре, в самой, можно сказать, сердцевине Запада около Ветхого Рима, который дважды организовывал мир по своему образу и подобию, Алексей Максимович особенно ясно чувствовал, именно на Капри, значение и силу организации, радость и счастье коллективной, преемственной, из рода в род созидательной, плодотворной работы над преображением мира.

Только в Италии Горький с особой силой мог утвердиться на противопоставлении своей новой веры и своего нового знания о том, что надо делать» (АГ МоГ с. 49, 61).

Это свидетельство имеет огромное значение для понимания пафоса каприйских произведений Горького. Недаром исследователи назвали искания Горького и каприйских большевиков «другой революцией» (В. Страда) [14]. Отголоски «другой революции» и «другого марксизма» звучат на всем протяжении творчества Горького, не терявшего веру в силу коллективизма и необходимость созидательной работы для преобразования мира. Эта мысль доказательно прослеживается французским исследователем Мишелем Нике в его статье «Горький-еретик: “богостроитель“»: «“Всеобщее слияние ради великого дела – всемирного богостроительства ради!” – девиз скорее из масонского словаря, чем из марксистского - таков отныне путь Матвея, то есть Горького: от индивидуализма к слиянию с народом, от созерцания и аскетизма к действию, от “поисков Бога“ к “богостроительству“. В 1908 г. Горький писал Е.П.Пешковой: “Всякая личность – если это духовно здоровая величина – должна стремиться к миру, а не от мира – вот теза повести. Имею смелость думать, что она мною доказана. Я еще никогда не писал так охотно и легко, как теперь, и в этом – вся моя жизнь“ (…) <Впоследствии> Горький перестал пользоваться термином “богостроительство“, но характерная лексика (подвиг, чудо, творение, энергия, воля, действие, творческая сила народа, организация, человек – хозяин мира и т.п.) пронизывает все его статьи, начиная со статей “О цинизме“ и “Разрушение личности (От Прометея до хулигана) “ (1908-1909), выводы которых перекликается с финалом “Исповеди“, вплоть до статей 1930-х гг. “Богостроительство“ не было проходным эпизодом, “ошибкой“ Горького, преодоленной им под жестким, но дружеским давлением Ленина, как это утверждали советские учебники. В 1927 г., в 10-летнюю годовщину революции, Горький вновь пишет о роли человека-“богостроителя“: “Я вкладываю в это слово мысль, что человек творит и воплощает в себе, на земле, способность творить чудеса справедливости, красоты и многие другие, которые идеалисты приписывают силе, существующей вне человека“. “Преобразить мир“ – таково было желание дореволюционной русской интеллигенции. Для Горького и его друзей марксизм был философией, призванной преобразить человека, дать ему “крылья“, тогда как для Ленина человек был прежде всего средством завоевания – и сохранения – власти» (перевод мой. – М.А. А.-В.) [12, с. 11-12, 20].

Историческая роль народа виделась Горькому как единение на пути к общей цели – освобождению человека от рабства внутреннего и внешнего, как путь от индивидуализма к коллективистскому пониманию мира, к устроению народного бытия в духе коллективизма. Коллективная сила народа способна совершать чудеса. Так на глазах Матвея встает и идет расслабленная, несомая волей толпы.

Вся Русь проходит перед глазами читателя «Исповеди», с ее нищими странниками-искателями правды, шулерами, монахами-расстригами, пророками, юродивыми, ворами, девушками легкого поведения, ростовщиками. Неслучайно повесть посвящена Ф.И.Шаляпину, воплотившему для Горького Русь-матушку с ее поисками справедливости и правды. Великий певец неоднократно бывал у Горького на Капри, дал средства на организацию и работу просветительской Каприйской школы для рабочих. Идеи и деятельность этой легендарной школы отражены в героях и фабуле второй каприйской повести Горького «Лето».

Важное идейное значение в каприйских повестях Горького имеет прославление Матери-земли, кормящей народ, приобщающей его к космическому бытию. При этом Золотарев замечает, что «гимны-молитвы мать-Сырой Земле, что рассыпаны повсюду в “Исповеди“, это гимн не столько Горького-нижегородца, сколько Горького-каприйца» (АГ МоГ с. 50). Золотарев так развивает эту мысль: «Эпиграфик Южной Италии знает хорошо эту Всемать-Землю, которой так радостно в самозабвении молится герой “Исповеди“:

“Словно таешь, прислонясь к груди ее, и растет твое тело, питаясь теплым и пахучим соком милой матери твоей, видишь себя неотрывно, навеки земным и благодарно думаешь: “Родная моя“»… (АГ МоГ с. 50)имаРи

На основании своих наблюдений Золотарев делает парадоксальный вывод: «Праздничное настроение, переходящее в конце повести в благовест, все – каприйская мягкость и ласка, полнота и насыщенность, культ матери-Земли и женщины-мадонны, родившей «всех святых и прекрасных людей прошлого» - делают из “Исповеди“ самое итальянское произведение Горького.

Если по своей литературной конструкции и песенному складу и тону она примыкает к Мельникову-Печерскому и Лескову, то общей своей идеей и многими образами она выдает свое каприйское происхождение» (АГ МоГ с. 51).

Помимо общих наблюдений об итальянском палимпсесте «Исповеди», Золотарев отмечает и конкретные детали, указывающие на итальянский контекст повести Горького. Золотарев приводит цитату из повести с собственным комментарием: «Видел я ее (Землю), мать мою, в пространстве между звезд, и как гордо смотрит она очами океанов своих в дали и глубины; видел ее, как полную чашу яркокрасной, неустанно кипящей, живой крови человеческой, и видел владыку ее – всесильный, бессмертный народ». Эта неустанно кипящая живая кровь человечества попала в книгу русского писателя из итальянского города веселых певцов и празднолюбцев – Неаполя. Только в одном этом городе показывают дивное чудо кипения человеческой крови» (АГ МоГ с. 51, 52).

Непонимание повести Горького русскими читателями и критикой («за границей о ней уже кричат», - пишет Горький своему издателю К.П.Пятницкому) Золотарев относит к присутствию итальянского контекста с его праздничным пафосом, который не смогли разгадать современники Горького (ср. «Невозможно исчислить разнообразие людей – и выразить радость при виде духовного единства всех их. Велик народ русский и неописуемо прекрасна жизнь!» [3, с. 373]). Повесть не могла вызвать сочувствие русского читателя именно в силу диссонанса упадочных настроений столыпинской России и горьковского энтузиазма, вызванного его увлечением философией коллективизма и открытием нового Бога – Бога-народа. Золотарев замечает по этому поводу: «Но, конечно, достаточно охлажденным русским людям 1908 г. «Исповедь» показалась одним – ходульной и напыщенной, другим – подозрительно поповской и мистичной, третьим – прямо еретической со своим новым, построенным в Италии Богом-народом». Этот диссонанс характерен для всех произведений Горького каприйского периода.

Так Золотарев, анализируя эти произведения вслед за «Исповедью», приходит к убедительному заключению: «Еще больше расхождения обнаружилось у Горького с Россией, когда он следующую свою каприйскую повесть «Лето» закончил бурным радостным аккордом:

- С праздником, великий русский народ! С Воскресением близким, милый! [3, с. 497].

Одним показалось, что Горький берет на себя роль того сказочного дурака, что на свадьбе пел «Со святыми упокой», а на похоронах играл плясовую. Другие критики острили над превращением Максима Горького в Максима Сладкого под чарами сладостного Неаполя» (АГ МоГ с. 52).

Превращение Горького в Максима Сладкого определенным образом сказалось и в хронике “Город Окуров“ и “Жизнь Матвея Кожемякина“. Там тоже звучит новая формула Горького (в устах постоялки): “Земля – храм, а жизнь богослужение“» (АГ МоГ с. 54).

Горький, создавая хронику уездного быта «беспризорного», «шаткого», «неверующего» народа, как будто сам испугался нарисованной им безрадостной картины и не кончил хроники. Однако в этой хронике он тоже пытается разбудить к жизни русский народ («своим славословием», замечает Золотарев): «Хорош есть на Земле русский народ… хорош, добротный, деловитый народ!» (АГ МоГ с. 54).

Рисуя образ каприйского Горького, Золотарев определяет его внутреннюю суть: «Постоянная забота о русском человеке, напряженная дума о смысле его трудной жизни, тяжелой истории поставили писателя лицом к лицу с Русью. Утешные слова, какие он говорил русским людям, подбадривали их на общую, совместную, коллективную работу, отзываясь по всей стране дождем ответных писателю писем, посылок, рукописей. Как за полвека назад Гоголю из Рима виделась вся Русь с очами, устремленными на него и ждущими призывного слова, так теперь то же итальянское видение Руси встало на Капри перед Горьким» (АГ МоГ с. 55).

Задачей каприйского Горького было подбодрить далекий от него в тот момент русский народ: «Надо было не только говорить утешные слова, надо было показать русскому народу, что он действительно хороший, добротный народ, которому открыто славное будущее. (…) Отсюда цикл автобиографических рассказов, начиная с рассказа о попытке к самоубийству “Случай из жизни Макара“, кончая целой поэмой “Детства“ с эпическим образом бабушки Акулины Ивановны.

Отсюда же биографические или, во всяком случае, окрашенные личным участием автора рассказы “По Руси“ и цикл итальянских рассказов-сказок» (с.55). Впоследствии Горький считал итальянские сказки наиболее подходящим чтением для молодежи и рекомендовал их печатать в молодежной газете «Смена». В них Горький видел черты нового коллективистского мировоззрения. Например, о сказке «Мать» он пишет: «Читали Вы мою “сказку“ - “Мать“? Это - в “Итальянских сказках“. В этой поэме я выразил “романтически“ и как умел мой взгляд на женщину. Не понимайте мой титул “мать“ чисто физиологически, а - аллегорически: мать мира, мать всех великих и малых творцов “новой природы“, новой жизни. Мне кажется, что женщина должна отправляться к свободе от этой точки, от сознания мировой своей роли» [8, с. 124].

Золотарев видит квинтэссенцию всей многообразной работы Горького в «заветных словах» дяди Марка («Жизнь Матвея Кожемякина» т. 11 с. 369 – прим. Золотарева. – М.А. А.-В.):

«“Духовно все мы еще подростки и жизнь у нас впереди – непочатый край. Не робь, ребята, выкарабкивайся! Встанет Русь, только верь в это, верою все доброе создано, будем верить – и все сумеем сделать.

Нам, брат, не фыркать друг на друга надо, а взяв друг друга крепко за руки, с доверием душевным всем бы спокойной работой дружно заняться для благоустройства земли нашей, пора нам научиться любить горемычную нашу Русь! “ (АГ МоГ с. 56).

Приведя эти сердечные горячие слова, летописец Окуров раздумчиво от себя замечает: “… должен был этот человек знать, какое это великое счастье, жил некогда великой и страшной радостью, горел в огне – осветился изнутри, не угасив его в себе, и по сей день светит миру душа его этим огнем, да не погаснет во все дни жизни до последнего часа! “» (АГ МоГ с. 56). Последние слова Золотарев полностью относит к личности самого Горького, осветившего мир своим огнем. Напомним в связи с этим, что характерной чертой стиля воспоминаний Золотарева были агиографичность, апокрифичность, связанные со свойственной его мировосприятию глубокой религиозностью. В данном случае пафос богостроителя Горького сливается с внутренней интенцией автора воспоминаний.

Духовное водительство русского народа после смерти Л.Толстого перешло, по мнению Золотарева, к Горькому: « В предсмертном обращении к своему литературному ученику и другу Тургенев назвал Льва Толстого великим писателем Земли Русской. Это было в то время, когда один за другим сходили в могилу большие русские писатели, с этого времени Лев Толстой в продолжение почти тридцати лет становится общепризнанным представителем, печальником, защитником русской земли.

Русский человек был тяжел на подъем, скуп на выражения своих чувств. История скорей приучила его скрывать, чем показывать свои мысли, но Толстой расшевелил, растревожил всю громадную страну нашу страстным исканием правды, исканием того, во что надо верить, что надо делать…

С начала восьмидесятых годов в Ясную поляну не только ездили и ходили, но и обращались с письмами в поисках новой веры, ласкового слова и утешения и так вплоть до осени 1910 г., до ухода самого исповедника всей Руси из Ясной поляны.

Теперь эта роль представителя русской мысли для Европы и всего культурного мира, роль властителя дум и учителя жизни – чему верить и что делать – также почти на целых тридцать лет до трагической кончины в июне 1936 г. перешла к Горькому.

То, что первые годы этого учительства и старчества Горького проведены им были на Капри, имеет особенный смысл и значение.

Горький как будто повторял Толстого своею “Исповедью“, своими “Детством“, “В людях“, своими общественными статьями, но повторял, противопоставляя себя Толстому упорно и страстно сражаясь если не с Толстым, то с толстовством». Только в Италии, заключает Золотарев, Горький мог написать, полемизируя с «Крейцеровой сонатой»: «Страшно хочется жить… хочется петь хвалебную песнь Земле, чтобы она пьянела от похвал, еще более щедро развернула богатство свое, показала бы красоту свою, возбужденное любовью одного из своих созданий – человека, который любит Землю и охвачен желанием оплодотворять ее новой красотой» (АГ МоГ с. 59, 61).

«Богостроительство», по Горькому, это религия делания, борьба с пассивностью, индивидуализмом, пессимизмом, борьба против всего того, что Горький называл «азиатчиной». Впоследствии Горький был крайне сдержан в сложении акафистов русскому народу. Уже в Италии формируется его концепция «двух душ», восточной, пассивной и западной - активной. Краткий период восторженного отношения к русскому народу сменяется недоверием и критическим отношением к нему. Эта тема становится ведущей в переписке Горького с Роменом Ролланом (1916-1936) и достигает своего апогея в очерке «О русском крестьянстве» (Берлин, 1922). В письме конца декабря 1920 г. Горький как истый западник упрекает Золотарева в славянофильском крене, который обозначился, по его мнению, в повести последнего «На чужой стороне». Горький называет Золотарева «азиатом». Он пишет, в частности: «Вообще осторожнее с акафистами доблестям народа российского – народ сырой и в корне отравленный пассивным отношением к жизни» [7, с. 58].

Эволюция творчества Горького, как блестяще показал отзыв Золотарева об «Исповеди» Горького, не может рассматриваться вне итальянского контекста его жизни на Капри, что до сих пор не было предметом специального исследования. Очерки Золотарева не только восполняют белые пятна научной биографии Горького и уточняют важные факты, связанные с его пребыванием в эмиграции, его окружением на Капри. Они воссоздают историко-краеведческий контекст работы Горького над его каприйскими произведениями.

Русский и итальянский Капри как социокультурный феномен сыграл огромную роль в жизни и творчестве и Горького, и Золотарева. Их знакомство, не подпитываемое общими идеалами, постепенно становилось все более формальным. После возвращения в Россию весной 1914 г. Золотарёв погрузился в общественную жизнь Рыбинска, занялся краеведением и библиотечным делом. Он стал организатором и участником религиозно-философского кружка, получившего в 1916 г. статус официального общества.

После Октябрьской революции Золотарев продолжал писательство. Его книги еще ждут публикации. В числе неопубликованных произведений Золотарева - цикл каприйских новелл «Путь любви», роман-хроника «Рабы Божий» и «В тысячелетнем Угличе» (не завершены), поэтический сборник «Песни в ночи» (утрачен).

В 1933 г., по окончании срока ссылки, Золотарев обосновался в Москве, благодаря хлопотам Е.П.Пешковой и А.М.Горького. В это время Золотарев оказался в орбите издательских интересов А.М.Горького, задумавшего большой проект по изданию серии книг «История городов как история русского быта». Книги этой серии планировали выпускать в издательстве «Academia» историк В.И.Невский и издательский работник, друг Горького, А.Н.Тихонов. По просьбе последнего Горький в декабре 1931 г. написал план серии[4, с. 393-395]. О своих издательских планах Горький уведомлял Сталина (в письме от 25 января 1932 г.): «Сейчас я составляю планы изданий для молодежи - «История женщины от первобытных времен до наших дней», «Историю всемирного купца», «Историю русского быта», т. е. историю средней буржуазии, - мещанства. Работа над этими изданиями требует серьезных культурных сил» [6, с. 74]. Историки и краеведы оказались востребованы для этой важной работы. Н.П.Анциферов и А.А.Золотарев написали книгу о Ярославле [9]. Но, несмотря на одобрение издательства и положительную рецензию профессора В.А.Десницкого их работа не увидела свет, так как после смерти Горького большинство его издательских проектов было свернуто, в том числе и серия «История городов как история русского быта». Ни одна из книг серии не была издана (в Архиве А. М. Горького сохранился очерк Горького о Нижнем Новгороде для этой серии).

Среди рукописей 1930-1940-х гг. — пространная «Книга о книгах: Заметки для памяти и рецензии для себя». В 1940-е гг. Золотарёв написал ряд статей философско-религиозного и историко-культурного характера, вошедших в его рукописный сборник «Своею дорогой». Центральное произведение Золотарёва 1930-1940-х гг. – большая мемуарно-очерковая книга «Campo santo моей памяти: Образы усопших в моем сознании» — будет вскоре опубликована, благодаря усилиям наследницы Золотарева А.Н.Аниковской, исследователей В.Е.Хализева и Д.С.Московской.

Возвращаясь к каприйскому периоду жизни Горького, отметим, что его важная роль в формировании мировоззрения Горького изучена недостаточно. Несмотря на последующую эволюцию своих взглядов, Горький продолжал верить в возможность пробуждения творческих сил народа, пробуждения его энергии для преобразования общества и природы. Главную идею «Исповеди» он пронес через всю свою жизнь, хотя философия коллективизма во многом послужила причиной его заблуждений и компромиссов. М.Нике справедливо замечает по этому поводу: «Сведя Бога к воле народа, Горький подчинил индивида коллективу (и легко принес личность в жертву коллективу), ограничивая свое мировоззрение имманентностью и релятивизмом, оправдываемых верой в «светлое будущее», которая привела его к благословению сталинской «перековки» человека – при сохранении, впрочем, некоторой независимости по отношению к нарождающемуся сталинизму.

«Исповедь» является ключевым произведением Горького, собирающим в фокус мучительный поиск идеалов всей жизни писателя: история души, страстно ищущей правду, добро и красоту; символ веры, почти не поколебленный насилием Истории. Да, в этом весь Горький, верующий без Бога, но тоскующий по божественному, доверяющий человеку, несмотря на все противоречия человеческой натуры» [12, с. 23].

Каприйский период жизни Горького содержит немало сложных социокультурных и политических узлов русской истории, литературы и искусства. А. А. Золотарев во многом прояснил сюжеты, помогающие нам понять природу противоречий каприйского периода жизни Горького, развернувшихся в дальнейшем в его творчестве.

ЛИТЕРАТУРА

[1] Анциферов Н.П. Из дум о былом. – М.: Феникс: Культурная инициатива, 1992. – 512 c.: ил.

[2] Брачев В.С. «Дело» академика С. Ф. Платонова // Вопросы истории. – 1989. – № 5.

[3] Горький М. Исповедь: Повесть // Горький М. Собр. соч: В 30 т. Т. 8. – М.: Художественная литература, 1950. – С. 211-378.

[4] Горький и советские писатели: Неизданная переписка. Литературное наследство. – М.: АН СССР, 1963. Т. 70. – С. 393–395.

[5] Горький М. Письма: В 24 т. Т.6. – М.: Наука, 2000. – 624 с.

[6] «Жму Вашу руку, дорогой товарищ».Переписка Максима Горького и Иосифа Сталина. Публикация, подготовка текста, вступление и комментарии Т. Дубинской-Джалиловой и А. Чернева // Новый мир. – 1998. – № 9.

[7] Из писем А.А.Золотарева А. М. Горькому. Публ. И. Н. Веселовского, вст. ст. В.Е.Хализева // Известия Академии наук. Серия литературы и языка. Т. 53. – 1994. – № 2. март-апрель. – С. 56-73.

[8] Кожевникова С.Е., Коптелов А.М. Горький и сибирские писатели. – Новосибирск, 1960. – 152 с.

[9] Московская Д.С. Н.П.Анциферов и художественная местнография русской литературы 1920–1930-х гг. – М.: ИМЛИ РАН, 2010. – 432 с.

[10] Никитин Е.Н. «Исповедь» М.Горького. Новое прочтение. – М.: ИМЛИ РАН, 2000. – 167 с.

[11] Перченок Ф.Ф. Академия наук на «великом переломе» // Звенья: Исторический альманах. Вып. 1. – М., 1991. – С. 163-235.

[12] Niqueux M. Un Gorki hérétique: le «Constructeur de Dieu» // Gorki M. Une Confession. – P.: Phébus, 2005. – P. 9-23.

[13] Scherrer J. L’intelligentsia russe: sa quête de la «vérité réligieuse du socialisme» // Le temps de la reflexion, II. – P., 1981. – P.113–152.

[14] Strada V. L’altra rivoluzione. Gorkij – Lunačarskij – Bogdanov. La «Scuola di Capri» e la «Costruzione di Dio». – Capri: Edizioni La Conchiglia, 1994. – 170 p.

© Ариас-Вихиль М.А., 2015.

Материал поступил в редакцию 04.04.2015.

Ариас-Вихиль Марина Альбиновна,
кандидат филологических наук,
старший научный сотрудник Института мировой литературы им. А.М. Горького РАН (Москва),
e-mail: arias-vikhil@mail.ru

Опубликовано: Журнал Института наследия, 2015/2. 
Постоянный адрес статьи: http://nasledie-journal.ru/ru/journals/2/18.html

Наверх

Новости

Наши партнеры