2024/4(39)

Содержание

Теоретические исследования

Путрик Ю.С.

Исторические исследования

Ченцов А.С.

Создание и функционирование пенитенциарной системы
на территории Калининградской области в 1945–1949 гг.

Прикладные исследования

Горлова И.И., Бычкова О.И.

Реализация культурно-образовательного потенциала культурной политики в рамках образовательных систем

Марушина Н.В.

Определение структуры и границ выдающейся универсальной ценности объекта градостроительного наследия
(на примере Санкт-Петербурга)

Романова Д.Я.

Семья и род в историко-культурном наследии края

Скороход А.А.

Исследование картин датских художников-маринистов Карла и Вильгельма Билле в Отделе научной экспертизы ГОСНИИР

Освоение наследия

Филин П.А.

Основные итоги экспедиции Министерства обороны Российской Федерации и Русского географического общества по обследованию Северного острова архипелага Новая Земля в 2024 г.

Родионова В.А.,
Адамовская П.О.

Российский опыт третьего цикла периодической отчётности системы всемирного наследия

Рыбак К.Е.

К проблеме обнаружения
и коллекционирования археологических предметов

Проблемы сохранения наследия

Наумов В.Б.

Вопросы социальной кооперации при цифровом сохранении культурного наследия

Музееведение

Слесарчук, В.А.

Эхо Крымской войны: сувениры «Память Севастополя»
в собрании Нижегородского государственного историко-архитектурного музея-заповедника

Отечественное наследие
за рубежом

Ельчанинов А.И.

Индийский океан. Русские географические названия
как объекты нематериального культурного наследия

Сенин А.П.

Некрологи журнала «Часовой» (1929–1988 гг.) – отражение истории Белой эмиграции

Научная жизнь

Житенёв С.Ю.

Опубликован 12.11.2024 г.

Архив

DOI 10.34685/HI.2021.76.50.025

Киреев В.А.

Угрюм-река Шишкова. География и локализация

Аннотация. Статья подготовлена по следам книги «Угрюм-река» В. Шишкова и недавнего сериала Первого канала по этой книге. Автором представлена локализация мест действия романа.

Ключевые слова: Нижняя Тунгуска, Лена, Угрюм-река, география, роман, телесериал, Шишков.

Открыть PDF-файл

Угрюм-река – жизнь, сделав крутой поворот
от скалы с пошатнувшейся башней,
текла к океану времен, в беспредельность.

В.Шишков. Угрюм-река

Оговорюсь сразу, что целью этой заметки не является оценка недавно закончившегося показа на Первом канале сериала «Угрюм-река», хотя это было достаточно незаурядное событие, усадившее нас за телевизор чуть ли не впервые за последнее десятилетие. «Угрюм-река» – особое для меня произведение, знакомое с детства, не без определенной влюбленности и в те места, и в те времена. Собственно, моё отношение к этому фильму с хорошей точностью выражается словами юродивого Павла в доме священника села Почуйского, на берегу реки Большой Поток, когда Прохор Громов с Ибрагимом приезжают туда в самом начале, на пути к Угрюм-реке. «Чует сердце. Начало хорошее, середка кипучая, а кончик – оёй!..» [1, с. 28]. «Кончик», очевидным образом, подвел создателей фильма: Вячеслав Шишков завершает свой роман совсем по-другому, что не остается никаких сомнений, о чем он. Авторам же фильма потребовался Тунгусский метеорит – иначе у них, видимо, не получалось закончить. В результате, вышло заурядное апокалиптическое «прилетела комета, и всё», оставившее в недоумении как тех, кто не был знаком с романом до фильма («что это было?»), так и тех, кто болел им с детства: «авторы, а вы сами-то поняли, о чем он?» На этом фоне споры о фильме – о подборе и игре актеров (мне, кстати, и актерский состав, и игра в целом понравились) или о месте съемок (надо признать, «чумовые» по красоте натурные съемки реки Чусовой на Урале) становятся несущественными. О фильме, пожалуй, всё.

Я попытаюсь локализовать место (места) действия романа, хотя это не вполне корректная задача: если бы Шишков захотел назвать Угрюм-реку своим настоящим именем, он назвал бы. Но авторы сериала вывесили в конце последней серии баннер с надписью о том, что Угрюм-река – это Подкаменная Тунгуска, а это уж совсем безосновательно и еще менее честно по отношению к самому роману, чем прерывать сериал по его мотивам метеоритом.

Определение места действия того или иного художественного произведения в ситуации, когда автор не указывает это место впрямую, – очень интересная задача, но это палка о двух концах. Чтение, скажем, сказок Пушкина с карандашом и картой приведет вас к целому ряду откровений и об Арине Родионовне, и об истории вообще, и об экологии и климатических изменениях, и о соотношении выдумки и правды в устных былинах и сказках, – с того момента, как вы найдете на карте Лукоморье. Впрочем, о Пушкине мы, возможно, поговорим, когда Первый канал будет его экранизировать. Вернемся к Шишкову и к географии.

Угрюм-река

Первые страницы книги сразу дают первые указания: разбогатевший в результате смерти старика Данилы Петр Громов переносит свою «резиденцию» из отцовской таёжной заимки-крепости в ближайшее крупное село Медведево. О Медведево известно, что оно находится от заимки совсем близко – там осталась мельница-мутовка (ага, значит, на берегу реки, вернее, речушки), которую продолжает эксплуатировать Петр и куда он наведывается с завидной частотой; ему ничего не сто́ит поехать туда верхом после ужина, чтобы к ночи оказаться на месте, а поутру вернуться. Также Медведево расположено вблизи некого уездного города Иркутской губернии; достаточно к нему близко, чтобы гимназист Прохор Громов мог приехать домой оттуда самостоятельно. В этом же городе, на окраине («на сполье») стояла знаменитая «црулна, стрыжом, брэим первы зорт» [1, с. 9] черкеса Ибрагима-Оглы. Локализовать Медведево, как и уездный город, у нас вряд ли получится. Возможно, получится примерно предположить их местоположение, когда мы обозначим очевидные объекты. Впрочем, возможно, это частично объяснит и причину «сокрытия» Шишковым реальных географических названий за их псевдонимами. Но именно от Медведево начинается географический отсчет нашего описания, в тот момент, когда Петр Громов посылает «вьюношу» Прохора в сопровождении черкеса на Угрюм-реку:

«– Вот это, скажем, дорога от нас в Дылдино, двести сорок верст... Отсюда свернешь на Фролку – верст триста с гаком. Тут река Большой Поток предвидится. Отсюда перемахнешь через волок на Угрюм-реку, в самую вершину. Купец поставил крест и сказал:

– Это деревня Подволочная на Угрюм-реке.» [1, с. 18].

Итак, в 500–600 верстах от Медведево путникам предстоит выйти на реку Большой Поток, волок с которой и приведет на Угрюм-реку в деревню Подволочную. Собственно, так Прохор с Ибрагимом и оказываются в селе Почуйском, что на реке Большой Поток: «На реку Большой Поток наши путники прибыли ранней весной. Могучая река даже в межень достигала здесь трехверстной ширины, а теперь разлилась на необозримые пространства» [1, с. 28]. И дальше: «Ни деревень, ни сел. Впрочем, вдалеке виднелась церковь. Это село Почуйское, откуда поедут в неведомый край Прохор с Ибрагимом-Оглы» [1, с. 28]. Здесь Прохор знакомится с человеком, сопровождавшим его всю жизнь – купцом Иннокентием Филатовичем Груздевым, который первым расскажет Прохору о семье Куприяновых, о Нине Яковлевне. Теперь же, в Почуйском, Груздев с плавучей ярмаркой: «С ранней весны до поздней осени плывет она на дальний север, заезжает в каждое богатое село и наконец останавливается в Якутске. Там все распродается, баржи бросаются на произвол судьбы, и обогатившиеся торговцы возвращаются домой» [1, с. 29]. Эта цитата – реальная локализация реки Большой Поток: это Лена, и ничем иным она быть не может, ибо Якутск. А поскольку ярмарка плывет все лето, то это – Верхняя Лена. И остается поставить на реке Большой Поток точку «село Почуйское» – как раз в том месте, где на реальной Лене стоит реальный Чечуйск. Игра слов Почуйское – Чечуйск, безусловно, задана Шишковым, чтобы не было сомнений в его местоположении, однако всё же с сохранением элемента иносказательности.

Именно в Чечуйск приводил тридцатикилометровый Чечуйский волок с реки Нижней Тунгуски; собственно, для контроля этого волока в 1636 году и был поставлен Чечуйский острог. Но Почуйское у Шишкова – просто село, тогда как реальный Чечуйск с давних времен – острог с гарнизоном, город. Можно предположить, что одна из причин изменения наименований у Шишкова – стремление сделать своего литературного героя «первопроходцем», направив его малоизвестным путем в незнакомые глухие места. Чечуйский же волок еще в 1623 году был пройден Пантелеем Дмитриевичем Пяндой; это один из самых первых путей на восток в те времена, когда еще только увядала отцветающая Мангазея в пользу расцветавшей новой Мангазеи – Туруханска. К концу XIXвека Чечуйский волок вовсю служил переходом от Енисея Нижней Тунгуской к Лене. Надо сказать, что волок этот – далеко не единственный путь с Нижней Тунгуски к Лене; что же до переходов из Енисея в Лену, то во времена Шишкова больше использовались южные пути – Верхней Тунгуской (Ангарой) и Илимом; да и Новая Мангазея уже отцвела, уступив пальму столичности Восточной Сибири сначала Енисейску, а потом и Иркутску. Но волоки – не наша сегодняшняя тема.

Другой конец тридцативерстного сухопутного волока, выводящего к Почуйскому – Чечуйску на Большом Потоке – Лене – село Подволошино (в реальности) на Нижней Тунгуске, или деревня Подволочная (по Шишкову) на Угрюм-реке, куда по замыслу Петра Громова и должны были выйти Прохор с Ибрагимом. Здесь живет мимолетная любовь Прошки Татьяна, и здесь к двум путешественникам присоединится проводник Константин Фарков, нанявшийся довести их шитик до Ербохомохли. Собственно, придя в Подволочную волоком, Прохор и похвастался селянам: «Вот погодите. <…> Через десять лет пророю от вашей Угрюм-реки к Большому Потоку канал. Тогда в Почуйское будете на лодках плавать. А то и пароходы заведу» [1, с. 35].

Надо сказать, что во всем романе Шишкова это место – единственное упоминание о канале (если не считать откровений Шкворня о своей бродячей жизни, но там о других каналах). Проходящая красной нитью по всему сериалу идея построить на Угрюм-реке канал, порученная комичному инженеру Куку, – выдумка Первого канала (простите). Да и товары с Угрюм-реки никак не могли пойти по каналу прямиком в Европу: Европа – к западу, а канал выходит на восток. Инженеру Куку, не столь комичному и влюбленному в Нину в романе, Прохор поручает совсем другие задачи – строительство электростанции, механических заводов и др., – реального производства в резиденции Громово, совсем в другом месте, которое мы локализуем ниже. Что же до строительства канала по Чечуйскому волоку, то это действительно существовавший проект; более того, именно изыскательскими и проектными работами занимался там сам Вячеслав Шишков в 1911 г. будучи техником путей сообщений. Возглавляемая Шишковым экспедиция произвела как съемку Нижней Тунгуски с целью определения ее судоходности, так и полуинструментальную съемку участка будущего Чечуйского канала. Впоследствии строительство канала было признано экономически нерентабельным как ввиду большого перепада высот на волоке (отместка уреза воды Нижней Тунгуски в Подволошино находится на уровне 330 метров, тогда как таковая на Лене в Чечуйске на сотню метров ниже), так и из-за сложностей судоходства на Нижней Тунгуске.

От Подволочной наши путешественники, с огромными трудами и приключениями, сплавляются вниз по Угрюм-реке, пока в самом конце августа не прибывают в последний населенный пункт на ней – Ербохомохлю, где их покидает лоцман Фарков: «В самом конце августа путники с большими лишениями, через упорную борьбу с рекой наконец прибыли в Ербохомохлю – последний населенный пункт» [1, с. 71]. Тут просто просится, после Почуйского и Подволочной, сопоставить Ербохомохле реальный Ербогачён, где краеведческий музей носит теперь имя Шишкова. Но с оговорками: все дело в расстояниях. Действительно: от Подволошино до Ербогачёна около 500 километров по реке. Их путники проходят за всё лето. А вот от Ербогачёна до Кислокана (нынешняя крайняя точка навигации по Нижней Тунгуске от ее устья) – 800. И от Кислокана до Туруханска (или Крайска в романе, увидим ниже) – еще 1200. И их надо пройти за оставшийся месяц сезона. Конечно, основные пороги и перекаты остались на Угрюм-реке в верхней ее части, но Прохор вычисляет: идти надо по 200 верст в сутки. То есть 500 за три месяца и 200 в сутки.

На Ербохомохле-Ербогачене нужно остановиться подробнее. Действительно, на участке от Подволошино и до Ербогачена Нижняя Тунгуска не совсем пустынна. Сразу за Подволошино Лена с Тунгуской расходятся в разные стороны, и больше прямых и коротких переходов из одной реки в другую нет. Но примерно в 200 километрах ниже Подволошино Нижняя Тунгуска принимает свой левый крупный приток – Непу; по другую же, правую сторону от Тунгуски, примерно в 30 километрах от нее, берет своё начало река Чона. Так Чона и течет параллельно Нижней Тунгуске на расстоянии около 40 километров и на протяжении двух сотен верст (по прямой), пока, как раз на широте Ербогачена, не повернет к востоку и не уйдет от Нижней Тунгуски, чтобы впасть в Вилюй там, где теперь Вилюйское водохранилище с электростанцией, питающей энергией алмазные копи АлРосы.

На всем этом протяжении, от Непы и до Ербогачёна (более 200 верст), по Нижней Тунгуске разбросаны деревни. Причем, все эти деревни имеют очевидные русские названия: Данилово, Мельничное, Мартынова, Калинина, Юрьева, Преображенка, Ерёма, Лужки, Оськино, Курья и, наконец, Ербогачен. Последнее село – исключение, его название и переделывает Шишков, добавляя туда «русского духа» – Ербохомохля. На самом деле, и названия эти не случайны, и расположение деревень только кажется хаотичным: все они располагаются у мест начала путей по правым притокам Тунгуски в сторону Чоны или вблизи этих мест. Собственно, этот участок – зона второго, по всей видимости, более старого, чем Чечуйский, волока из бассейна Енисея в бассейн Лены – Чонского. Точное место Чонского волока неизвестно, но не оттого, что «быльем поросло», а именно оттого, что таких путей было несколько: по речкам Инейке, Моге, Саргинке, Оськиной, Анкуле. Чонский волок в этом смысле название собирательное, как Чрезкаменный на Урале: вектор волока и его зона одни, а путей – несколько. Все они идут от Нижней Тунгуски (ведущей от Енисея) в Чону, ведущую в Вилюй и Лену, причем в Лену в ее уже скорее нижнем, чем среднем течении, севернее Якутска. Но часть путей продолжалась сухопутными волоками, – оленьими дорогами и вьючными тропами, – и дальше за Чону, напрямую к Лене. Именно такого рода там и знаменитая вьючная Юрьева тропа, что ведет от Юрьевой к Чоне, но продолжается дальше и выводит к притоку Лены Нюе и к самой Лене у Пеледуя, что чуть ниже впадения в Лену Витима с другой стороны. (Кстати, Юрьева, или Юрьевская, тропа понадобится для еще одной Шишковской локализации.)

Что же касается деревень, то у них общее происхождение: это старожилы, потомки первых переселенцев, казаков и промышленников, осваивавших эти края в самом начале XVII в. Ербогачен – также некоторое (примерно наполовину) исключение из этого перечня. Здесь постоянное селение основывается поселенцами на месте временного, сезонного селения русских промысловиков, которое, в свою очередь, основано на месте постоянного тунгусского (эвенкийского) стойбища. Оттого и название тунгусское. Это крайний, пограничный населенный пункт зоны «русского влияния», и близ него, как и вблизи любой такого рода границы, образуется ярмарка. В романе Шишкова она зимняя: «Жители в селе Ербохомохле – старожилы. Предки их перекочевали сюда из Руси еще при царе Алексее Тишайшем, частью беглые от крепостного права, от солдатчины или осевшие тут казаки, что отвоевали когда-то земли сибирские. Теперь добрая половина жителей занималась звероловством, часть – допотопным способом ковыряла землю, что-то сеяла и была в полной кабале у суровой, обманчивой природы. Остальная же часть, немалая, – отъявленные жулики. Они обманывали соседей, друг друга, отца, брата и кого придется, по преимуществу же беспомощных, простодушных тунгусов, в большом числе ежегодно собиравшихся сюда с богатейшими дарами тайги на ярмарку в день зимнего Николы. Приезжали на эту ярмарку и тороватые купцы из ближнего городишка, торчавшего гдето за полторы тысячи никем не меренных верст <…> В сущности, это не ярмарка, а денной грабеж, разбой, разврат и пьянство. Почти никто не уходил отсюда цел душой и телом» [1, с. 72]. В реальной жизни Ербогачён, как постоянное селение, основан в 1786 г., хотя в официальных документах стал фигурировать спустя почти столетие; надо полагать, что и ярмарки тут были и до официального «открытия», и не только зимние.

Само название Ербогачён принято трактовать как видоизменение тунгусского (эвенкийского) Нэрбэкэчэн, производного от нэрбэкэ – «холм, поросший сосной». Но скорее всего, следует копнуть немного глубже: в слове Ербогачён явственно выделяется ударное окончание «чён». Для путника, поднимающегося по Нижней Тунгуске вверх от самого Туруханска, достижение Ербогачёна означает вступление в область, откуда можно перейти в Чону, к Лене! Тут его и встречает ярмарка с пришедшими оттуда (с Лены – Вилюя – Чоны) товарами. Так что Ербогачён (Ербохомохля) и по Шишкову, и по карте – край земель, пограничье, пусть глухой и своеобразной, но русской жизни, с жизнью неведомой, кочевой, тунгусской. Вот вам и встреча с Синильгой! Но только для обозначения вступления в настоящую глушь Шишков использует Синильгу, подчеркивая край земель слегка русифицированным именем, тогда как реальная жизнь обозначает эту границу самым что ни на есть тунгусским наименованием.

Еще одно доказательство прямого соответствия реального Ербогачёна и Шишковской Ербохомохли – старики Сунгаловы (в романе), Никита 106 лет и Спиридон 90 лет (Спирька). Прохор наведывается к ним в надежде разузнать подробности о предстоящем пути Угрюм-рекой к Крайску. Реальный Шишков останавливается в Ербогачёне в своей экспедиции 1911 г. в доме почтенного Василия Мунгалова, потомка основателя Ербогачёна Луки Петровича Мунгалова. Собственно, в этом доме теперь и находится краеведческий музей имени Вячеслава Шишкова. Так что Ербогачён от Ербохомохли отличается, по сути, всего одной буквой в фамилии самого почтенного жителя.

Отправившиеся из Ербохомохли вниз по Угрюм-реке Прохор и Ибрагим еще раз встречают Никиту Сунгалова, тот догоняет их на лошади берегом:

«Соколик мой, человек хороший! – сказал он Прохору и вытащил изза пазухи кожаную мошну. – Было совсем из ума выжил, ох ты, Господи! Ведь мимо монастыря побежишь-то ты... Так, так... Ну, вот тебе десять рублев, дружок. Закажи там монахам сороковуст. Пусть поминают Микиту. Меня Микитой кликать-то. А фамиль не объясняй. Богородица и так знает, что за Микита за такой. Одначе, впрочем говоря, напиши, мол, раб Божий старец Микита Сунгалов, из казацкого роду. На всяк случай чтобы... А то в Оськиной тоже Микита недавно помер, вроде меня – старый пень.

Путники с умильным удивлением смотрели на него.

– Да ведь ты живой! – воскликнул Прохор, улыбаясь.

– Горя мало... В Покров умру, – спокойно сказал старик» [1, с. 77].

В приведенном отрывке еще два очень важных географических репера. Во-первых, померший в Оськино «другой Микита». Если все встреченные до этого названия в романе носили «исправленный» вид, то Оськино – реальная деревня на Нижней Тунгуске, в 80 верстах от (выше) Ербогачёна. И с этого момента можно считать соответствие Угрюм-реки Нижней Тунгуске достоверно установленным. Другой репер – монастырь. Раз это Нижняя Тунгуска, то монастырь на ней всего один – Свято-Троицкий Туруханский. Собственно, то место, где теперь стоит Туруханск, на стрелке Нижней Тунгуски и Енисея, так и называлось Монастырское (или Новотурханск), в отличие от Старотуруханска (Новой Мангазеи) на противоположном берегу Енисея, у впадения в него Турухана. Так что это еще одно подтверждение соответствия Угрюм-реки Нижней Тунгуске и еще одна точка локализации – Крайск.

Как ни странно, Крайск не фигурирует в самом начале, при формулировке Петром Громовым цели «экспедиции Прохора». Про Угрюм-реку он говорит: «Река большая... слышал я – три тыщи верст. Она впала в самую огромную речищу, а та – прямо в окиян» [1, с. 19]. И раз уж Угрюм-река – Нижняя Тунгуска, то «огромная речища», очевидно, Енисей, у впадения в который и стоит на Нижней Тунгуске Туруханск, а на Угрюм-реке – Крайск. Соответствие Крайска Туруханску проявляется всякий раз, как всплывает конечная точка путешествия и по месту назначения, и по приведенным расстояниям. Если Угрюм-река – Нижняя Тунгуска, то Крайск может быть лишь Туруханском – единственный город в те времена в тех краях.

Хотя первый раз название Крайск произносится в романе Иннокентием Груздевым не в качестве цели путешествия Прохора, а в связи с тем, что там живет дочка богатейшего купца Куприянова Ниночка. Впрочем, в этот момент Крайск становится целью не «локального» путешествия Прохора по Угрюм-реке, а глобального по жизни. Крайск – судьба Прохора, причем во всех смыслах: Куприяновым из Крайска он обязан всем своим состоянием; вообще всем, а не только той частью, что получил за Нину Яковлевну в приданое, ибо его собственное, отцовское состояние – это отнятое дедом Данилой вместе с жизнью состояние родителей отца Нины Якова Назаровича Куприянова. Так что без Крайска романа просто бы не состоялось.

Крайск – еще и место, куда Прохор с Ибрагимом попадают в результате их чудесного спасения караваном якутских торговцев, и тут снова надо взглянуть на географию. Всё дело в повороте Нижней Тунгуски. Спускаясь вниз по ней от Ербогачёна, путники будут продолжать упорно двигаться на север, конечно, следуя всем «кривулям» и «изворотам» реки. Примерно через 350-400 километров река начнет плавно забирать к западу и поменяет, наконец, свое направление на меридиональное. Так и придет к своему устью в Енисей, Туруханску. Якутскому каравану, идущему зимой к району Туруханска (а ярмарка должна бы быть где-то вблизи города, если не в нем самом; в рассказе Громова Нине она, правда, «на озерах», но с чего бы каравану везти Прохора в Крайск, если он идет «на озера»? На озера бы и привезли…), очевидно, надо попасть как раз в зону этого изгиба, чтобы дальше идти к Туруханску-Крайску напрямую по льду Нижней Тунгуски. Так что Громову повезло дважды: мало того что караван его обнаружил, они с Ибрагимом еще и смогли «дотянуть» к ледоставу до того места, где их вообще мог бы обнаружить какой-либо караван, идущий в Крайск. Место этого поворота реки – район от современного села Наканно (вот уж совсем глухие места!) – эвенкийского поселения на полсотни человек, где поворот плавно начинается, и до порога и острова Хаку, где река окончательно поворачивает на запад. По прямой между этими точками около 100 километров, а по реке так и под 200.

Борьба Прохора и Ибрагима за выживание в этом месте описана Шишковым скрупулезно: еще бы, он сам прошел эту реку, так что и остров, и порог Хаку, хоть он и не назван в романе, писался с натуры: «Река была мелка, ложе усеяно булыгами и крупной галькой, которая с шумом перекатывалась течением. Дно шитика скорготало и потрескивало, ударяясь в камни. Путь быстр, податлив, но опасность грозила ежеминутно. А вот и остров. Мрачной черной скалой, одетой в траур снеговых пятен, он выставил навстречу путникам свой острый злобный нос. Вправо открылась матерая протока, влево – едва виднелся узенький, поросший кустарником рукав» [1, с. 81].

И это самый излёт «изгибня» реки; Шишков точно определил место спасения наших путников: никакой караван не мог бы пройти, направляясь из Якутии в Туруханск, мимо острова и порога Хаку. Левая протока и сейчас по карте гораздо у́же правой. Кстати, автор ничуть не преувеличивает, когда пишет, что река покрылась прочным льдом в считанные часы: так и происходит ледостав на северных реках. Ваш покорный слуга, заканчивая путешествие по Усе в районе приполярного Урала, каждое утро выходил из палатки с замиранием сердца: не покрылась ли река коркой прочного льда?

Но и начало этого «изгибня», что у обозначенного нами современного поселка Наканно, крайне важная для нас точка. Если мы все рассчитали правильно выше, то именно тут и должна находиться «Резиденция Громово» заматеревшего Прохора Петровича, с башней и пристанью. И это последняя точка локализации на Угрюм-реке: «Достает записные книжки своего первого путешествия и начинает приводить их в систему. Его стан, резиденция «Громово», в пятистах верстах от Подволочной. Да, так. Вот изгибень, а вот протока и красная скала. Так. До Ербохомохли, последнего населенного пункта, – триста верст. Живы ли те два старика, как их... Сейчас, сейчас... Сунгаловы? Жив ли столетний Никита Сунгалов, который целый день скакал за ними только для того, чтоб дать на свечку Богу? Нет, наверное, умер; вот тут записаны его слова: «В Покров умру»» [1, с. 205].

На первый взгляд, не очень бьются с картой эти расстояния. Но карты-то у Прохора не было: первую реальную карту Нижней Тунгуски как раз и составил сам Шишков. Расстояния встанут на место, если их отложить от Подволошино до «резиденции» по прямой, поскольку Подволошино-Подволочная настолько далеко, что в движении не участвует. А от Ербогачёна-Ербохомохли – по реке, поскольку это ближайшее жильё. И река тут достаточно уже полноводна, чтобы поселить на ней Громовские пароходы. Почему Наканно, а не, например, Хаку? Тем более что на пароходах, если уж и везти товар, то вниз, к Крайску? На это в романе есть ответ: «Прохор обосновал свой стан в среднем течении Угрюм-реки, чтоб ближе к людям. Но и для орлиных крыльев людское оседлое жилье отсюда не ближний свет» [1, с. 203]. Что же до порогов, то они есть даже в нижнем течении Нижней Тунгуски, на участке, судоходном и в наши дни. На таких реках, как эта, для судоходства очень важен контроль над уровнем воды, меняющимся достаточно стремительно. Достаточно подняться воде на метр, и пороги скроются под водой настолько, что вы их не заметите. А упасть на полметра – потеряете винт, не дойдя до порога.

И еще один момент. Если все найденные нами на карте ранее места лишь иллюстрируют действие романа, то в «Резиденции Громово» это действие развивается. Сюда автор переносит события, случившиеся в реальности в других местах, на других реках. Описанный расстрел громовских рабочих в деталях (вплоть до звания командира жандармов, не говоря о числе убитых и раненых) совпадает со знаменитым Ленским расстрелом 1912 года, случившимся на приисках в районе Бодайбо на Витиме. Строительство железной дороги (ветки к основной магистрали, Транссибу, что Громов строит пополам с казной) для поселка Наканно – утопия и в наши дни. Но на тех же приисках на Витиме такое строительство, правда узкоколейное, было развернуто. Но узкоколейка – тоже дорога, и мало кто знает, что на излете СССР в нашей стране сеть узкоколеек по длине была почти равной сети дорог стандартной колеи (теперь эта половина путей сообщений огромной территории уже в прошлом, она массово сдана в металлолом).

Есть еще одна интересная точка, напрямую связанная с Резиденцией Громово, которую можно локализовать. Село Разбой – некоторая ключевая точка логистики: именно здесь может сесть на пароход уволенный, беглый и прочий люд («кобылки») с приисков Громова. Именно здесь из потайной двери кабака пошел на дно разбойник Филька Шкворень, а «политический» Шапошников обрел свое «второе я». Разбой – пристань на Большом Потоке, то есть на Лене. По описанию своей разгульной жизни Разбой очень хорошо согласуется с Витимом – старинным селом у впадения реки Витим в Лену, несколько ниже по течению последней Чечуйска. О разгульной жизни этого села ходили легенды, но и объективных данных достаточно: так, во времена Шишкова в Витиме на 124 дома было 40 кабаков и 4 винных склада. Что же касается географии, то как раз к Витиму (через Пеледуй) и вела от упомянутой мной среди русских деревень Нижней Тунгуски Юрьевой вьючная Юрьева Тропа, и это наиболее прямой и короткий путь от Громово к Лене, если налегке или с пожитками.

Остался последний штрих в локализации Шишковских псевдонимов в «Угрюм-реке». Вернемся к самому началу, где в селе Медведево жили Петр Громов и неугомонная Анфиса, а недалеко от села был уездный город. Напомним, что локализовать их нам вряд ли удастся, но предположить можно. Итак, от Медведево до Почуйского от 500 до 600 верст по дороге, а уездный город где-то рядом с Медведево. Существенно облегчает задачу тот факт, что во времена Шишкова Иркутская губерния делилась всего на пять уездов. Правда, Советская власть увеличила их (уездов) количество в 1921 г., а роман был написан позже. Но события романа всё же происходят до революции, а Шишков достаточно точен в фактологии, поэтому примем, что их пять. Причем, два уездных города отметаются нами сразу – Киренск (он очень близко к Чечуйску, всего в 50 верстах, а нам надо 500, и он стоит на Лене) и сам Иркутск, бывший как губернским городом, так и центром уезда. Остается три: Верхоленск, Балаганск и Нижнеудинск. Нижнеудинск далековато – 680 км по прямой до Чечуйска. Кроме того, по пути к Большому Потоку-Лене Прохору пришлось бы переправляться через Ангару (что, возможно, нашло бы отражение в «легенде» Петра Даниловича). Верхоленск подошел бы по расстоянию (480 по прямой), но он, как и Киренск, на Лене. Правда, Лена у Верхоленска не такой уж и «Большой Поток» – там чуть больше сотни метров ширины, но и в этом случае «легенда» Петра Даниловича была бы другой: «дуй, Прошка, прямо по нашей реке до Почуйского». И остается Балаганск. Это не тот Балаганск, что можно сейчас видеть на картах Иркутской области; тот был затоплен при строительстве каскада Братской ГЭС и находился в 45 км выше по течению Ангары, но на том же левом ее берегу. То есть по пути к Большому Потоку Ангару также пришлось бы переезжать, но сразу. Если уездный город на берегу Ангары, то этот факт был бы очевиден и не требовал включения его в «легенду». По прямой от Балаганска до Чечуйска около 580 км. Еще один аргумент – в 60 километрах от Балаганска (старого) есть крупное старое село Михайловка, что в конспирации Шишкова запросто могло трансформироваться и в Медведево. Впрочем, Медведево (а также Волково, Зайцево и даже Потапово) легко можно отыскать и вблизи других уездных городов-претендентов. И еще. Через Михайловку проходит железная дорога, тогда как в Медведево ее нет. Вообще говоря, если бы Верхоленск не был на Лене, я проголосовал бы за него; иначе Балаганск подходит больше; но и Нижнеудинск совсем исключить не получается.

Ну и, конечно, стоит помнить, что, несмотря на профессиональное увлечение географией, картографией и инструментальной съемкой рек, Шишков в первую очередь писатель, а «Угрюм-река» – отнюдь не документальный отчет о путешествии, а полновесный роман-сага. Иначе получится, как с «Таинственным островом» Жюля Верна, когда обозначенный им остров Табо́р нанесли на вполне себе реальные карты. Вот удивлялись моряки до 70-х годов прошлого века, обнаруживая на месте острова (он же риф Марии Терезии) четырехкилометровую глубину!

В заключение еще пара попутных замечаний.

Я когда-то много писал о деревне Шотовой, на Пинеге, в Архангельских краях. Перечитывая Шишкова, поймал себя на мысли, что Северьян Кыркалов, купец, лесопромышленник и строитель Шотовского Покровского Храма, сильно напоминает мне Якова Назаровича Куприянова. Каково же было мое удивление, когда я обнаружил Шишкова плывущим по Пинеге в том знаменитом путешествии Иоанна Кронштадского на родину, в Суру, на пароходе Кыркалова. Шишков и на Пинеге занимался инструментальной съемкой реки. То-то в романе мелькает сюжет с отцом Иоанном!

Наконец, от места предполагаемого падения Тунгусского метеорита до Резиденции Громово по прямой около 400 километров. Могла ли «пошатнуться» башня? По свидетельству очевидцев, стекла в домах вылетели на расстоянии 200 километров от взрыва. Слышен он был на 800. Возможно. Но всё же башня, скорее всего, пошатнулась по другим причинам.

ПРИМЕЧАНИЕ

[1] Шишков В.Я. Угрюм-река. – URL: https://avidreaders.ru/book/ugryum-reka.html (дата обращения: 01.01.2021). Номера страниц указаны согласно их нумерации в pdf-файле текста.

© Киреев В.А., 2021.
© Киреев В.А., карта, 2021.

Статья поступила в редакцию 10.09.2021.

Киреев Василий Анатольевич,
директор-распорядитель Благотворительного Фонда
«Русь Исконная» (Москва),
еmail: iskrufond@yandex.ru

Опубликовано: Журнал Института Наследия, 2021/3(26)

Постоянный адрес статьи: http://nasledie-journal.ru/ru/journals/451.html

Наверх

Новости

Наши партнеры