2024/1(36)

спецвыпуск

ТОМСКАЯ ПИСАНИЦА

Материалы исследований

Аболонкова И.В.,
Заятдинов Д.Ф.,
Новокрещенова К.Ю., Юдникова А.Е., Райко Г.В.

Опыт геомеханического мониторинга Томской писаницы в 2022–2023 гг.

Гизей Ю.Ю.

Перспективы номинирования наскального искусства Томи
в Список объектов Всемирного наследия

Горяев В.С.

Музей-заповедник «Томская Писаница»: возвращение от «культурологического музея» к «хранилищу объектов культурного наследия»

Ковтун И.В.

Нижнетомский очаг наскального искусства

Моор Н.Н., Аболонкова И.В., Горяев В.С., Селецкий М.В., Онищенко С.С.

Предварительные результаты исследования археологического контекста Томской писаницы

Москвина Е.А.

История сохранения и музеефикации писаниц на Томи
по документам Государственного архива Кузбасса

Орлова Е.А.

Старинные русские сёла и деревни предполагаемого достопримечательного места «Наскальное искусство р. Томь»

Сазанова К.В.,
Зеленская М.С., Власов Д.Ю.

Методические подходы к защите археологических памятников Притомья от биологических повреждений

Селецкий М.В., Соколов П.Г.

Каменная индустрия памятника Писаная I: предварительные результаты технико-типологического анализа

Шереметова С.А.,
Шереметов Р.Т.

Географические и флористические особенности бассейна реки Томь

Опубликован 15.03.2024 г.

Архив

Корольков А.А.

Воспитание традиционных ценностей в условиях их разрушения

Аннотация. Ценности воспитания автор видит в преемственности традиций, оснований национальной культуры, которые называет почвой. Эти традиции развивала классическая и, отчасти, современная литература; особое внимание обращено на вклад в защиту нравственности и культуры Валентина Распутина, который много писал о почитании предков, национальных святынь, о сохранении природы, семьи, религии, любви к Отечеству.

Ключевые слова: национальное воспитание, ценности культуры, основания нравственности, семья, религия, Отечество.

Открыть PDF-файл

Россия по праву долго считалась литературоцентрической страной. Многое вырастало из литературы – не только хорошая грамотность, способность к поэтическому творчеству, но наши приоритеты в фундаментальных науках, наша, казалось бы, природная смекалка, способность к творчеству в самых разных областях вырастали в значительной степени из литературной подготовки, из развития творческого воображения, фантазии. Влияние литературы на физику или химию трудно иллюстрировать эмпирически. «Укажите, какие открытия совершены при помощи литературы?» - этот вопрос иногда задают биологи и физики, не вникающие даже в биографии классиков своей науки. И все-таки можно указать на убедительные исторические примеры.

Едва ли кто-то усомнится в том, что периодическая система Д.И. Менделеева – одно из классических открытий в истории науки. В разрозненности химических элементов ученый увидел систему, красивую периодичность чередований и диалектических переходов. Такую систему мог открыть только человек, обладающий образным мышлением, способный внутренним зрением увидеть целостность в разнообразии. При чем здесь литература и школьный учитель? Юный Менделеев учился в Тобольской гимназии, а учителем словесности в этой гимназии, а потом наставником-инспектором, был Петр Павлович Ершов, автор «Конька-Горбунка». У такого учителя и мог появиться великий химик, обладающий выдающимся образным мышлением. То, что порой чиновники от образования считают второстепенным для учащихся, в действительности создавало отечественные прорывы в науке, технике, искусстве.

Недавно, в середине марта 2017 года, у нас с должным вниманием отнеслись к юбилею ушедшего в 2015 году писателя Валентина Григорьевича Распутина. Жаль, что не подняли на щит столь нужные всем нам его выступления, статьи, очерки о просвещении, о воспитании. Правда, вышла объемная книга, более 1000 страниц, «У нас остается Россия» [1], почему-то до сих пор не попавшая на прилавки книжных магазинов Петербурга, хотя год издания на ней обозначен 2015.

Кто-то знает Распутина по его повестям, каждая из которых – жемчужина русской прозы; «Прощание с Матёрой», «Живи и помни», «Последний срок», «Деньги для Марии», «Пожар», по рассказам «Уроки французского», «Василий и Василиса», «В ту же землю», «Что передать вороне», «Век живи – век люби»… Кто-то знает имя Распутина по экранизациям его произведений.

В России всегда незыблемыми оставались фундаментальные ценности бытия народа – стремление к правде, к доброте человеческих отношений, преданность отечеству, семейному родству и непременная вера в возможность совершенствования жизни в соответствии с принципами нравственности. Эти стремления формировали и ценности воспитания. Но с некоторых пор традиционные ценности бытия народа и, соответственно, воспитания стали подвергать сомнению. Писателей – приверженцев традиционных ценностей пытались принизить даже наименованиями «деревенщики» и «почвенники», хотя почвенничество – это мощное литературно-философское течение XIX столетия, к которому по праву относят Достоевского, Аполлона Григорьева, Страхова. Даже если забыть об этих почвенниках-классиках, то можно ли пренебречь теми русскими писателями XX века, которых назвали «деревенщиками»? Ведь речь идет о В.М. Шукшине, В.П. Астафьеве, Ф.А. Абрамове, В.Г. Распутине, В.И. Белове, Н.М. Рубцове… Они действительно почвенники в культуре. Разве почетнее и достойнее быть беспочвенником? И разве худо для современного писателя принадлежать направлению Достоевского? Кстати, направлению философии и литературы не только отечественной. Сошлюсь хотя бы на Хайдеггера, который писал, что на асфальте ничего не растет, нужная почва, в том числе для урожая в культуре. То есть немецкий философ, может быть, самый значительный западный философ XX века, тоже был почвенником, и одна из его книг имеет название «Положение об основании», где он многократно воспроизводит и проясняет положение «ничего нет без основания» [2].

Потеря оснований бытия имеет серьезнейшие, даже катастрофические последствия. В том числе потеря духовно-нравственных оснований жизни как отдельного человека, так и народа. Тревогу о такой катастрофе и высказывал В. Распутин: «Честь, совесть, все эти «не убий», «не укради», «не прелюбодействуй», … а также и более нижние венцы фундамента – традиции и обычаи, язык и легенды, и совсем нижние – покойники и история – все это заметно перестает быть основанием жизни. Основание перестает быть основанием? И чем оно заменится? Победителей этот вопрос не интересует. Чем-нибудь да заменится, на то и завтрашний день» [1, c. 860].

Одна из самых запутанных проблем не только школьного воспитания, но всей мировоззренческой сферы – отношение к национальному фактору в развитии личности. Совсем недавно по историческим меркам (20-30 лет назад) на волне вхождения России в «мировую цивилизацию» много говорили, писали об общечеловеческих ценностях, при этом национализмом стали именовать всякие попытки отстаивать собственные национальные традиции, в том числе в культуре. Так ярлык националиста приклеили и к упомянутому писателю В. Распутину, и, как говорят в таких случаях, отмыться от такого ярлыка оказалось непросто. Между тем, Распутин выступал за сохранение национального лица русской культуры и против невежественного племенного (зоологического) национализма, который отыскивает так называемую «чистоту крови» и менее всего думает о сущностных основаниях бытия народа. У таких националистов и Пушкин – не вполне русский, и Лермонтов с примесью шотландской крови, а Владимир Даль и вовсе по отцу датчанин, по матери – француз. У Распутина в предках отыскиваются и польские, и даже эвенкийские или тунгусские корни. Весь вопрос в том, кто действительно олицетворяет русскость в культуре, а они – лицо русской культуры. Воспитывать национальную русскую идентичность невозможно, не опираясь на творчество Пушкина, Даля и тех, кого назвали «деревенщиками». Не вникая в подлинную идентичность в культуре, нынче начали делить Гоголя, который, конечно же, рос на Украине, но он – выразитель подлинно русской культуры во всем ее богатстве, и его наследие – сокровищница русского языка.

Главной задачей последних двух десятилетий стала модернизация всего – от экономики до образования. Обновление необходимо, особенно в цивилизационных сферах: в технике, в естественных науках, но полноценное устойчивое развитие обеспечивается разумным сочетанием традиций и модернизации. «Не надо колебать того, что прочно стоит», – писал святитель Филарет. Опасность для страны, народа состоит в том, что расшатываются фундаментальные ценности бытия народа. Почти не стали употреблять само слово «народ», говорят о населении, электорате, гражданском обществе – о чем угодно, но не о народе. Вся наша классическая литература думала о народе, не только народники. Народ обладал корневой системой культуры, народная культура – основа всей классической музыки и литературы.

Базовой ценностью народа было трудолюбие, это относилось и к крестьянам, и к писателям, и к деятелям культуры: 90 томов Льва Толстого говорят сами за себя. Можно по-разному объяснять, отчего физический труд уходит из жизни детей. Компьютерная техника не предполагает физических усилий, спорт не компенсирует того, что дают навыки физического труда, хотя и спорт связан с трудом: часто чемпионами становились те, кто в детстве, юности закалили себя физическим трудом. Родители, деды, натерпевшиеся бед в войну, после войны, оберегают детей, внуков от физического труда. Дачи превращаются в места отдыха, развлечений, но не труда. Мальчишки порой не умеют орудовать молотком, топором, а девочки не приобщаются к навыкам материнского труда.

Перед учителем любого предмета, будь то историк, математик или географ, всегда в явном или скрытом виде встают вопросы формирования личности учащегося. К чему мы его готовим, какие ценности он будет нести в себе во всей будущей жизни? Вопросов возникает много, и все они относятся к сфере воспитания человека:

- будет ли он верить в ценности нравственные – добра, справедливости, дружбы, любви?

- будет ли любить и защищать свою Родину, не только ее территориальные пределы, но ценности духовные, культурные, престиж в мире?

- будет ли работать на благо Отечества или будет искать место в мире, где больше платят?

- будет ли ценить национальную историю и быть ее продолжателем?

- будет ли благоговейно относиться к святыням – и историческим (святыни Куликова поля, Бородина, Великой Отечественной, полузабытой Первой мировой войны, которую называли Великой), и духовным?

Горячие революционные головы готовы были провозгласить архаичность семьи, ее отмирание, но живая жизнь истории опровергала подобные иллюзии. Если существует реальная связь времен, преемственность поколений, то она коренится в непрерывности развития семьи, в родовой памяти. Семейное древо, семейное предание, почитание предков – вот что делает устойчивой и каждую индивидуальную жизнь. Нет никого ближе тех, кто соединен в семью. И помнить почившего могут, прежде всего, а иногда и только в семье. Другое дело, что приходится сталкиваться с беспамятством даже семейным. И это тоже становится заботой школы: в школьных сочинениях, музеях, архивных изысканиях может поддерживаться семейная, историческая память. К счастью, таких примеров немало: сельские и школьные архивы удерживают национальную память и культуру.

Человек культуры и цивилизации

В рассуждениях о цивилизациях чаще полагаются на интуитивно угадываемый смысл, чем на обоснованные в философии, социальных науках утверждения. В самом деле, предполагается, что по аналогии с угасшими цивилизациями майя, инков или византийской можно называть цивилизациями всякое современное общество, обладающее достаточно явными техническими и культурными достижениями. Эта логика подразумевает существование некоторых степеней цивилизационного развития: самоочевидным представляется большая цивилизованность, например, северо-американских народов, чем африканских, а подчас США рассматриваются как вершина современной цивилизации, у подножия которой или, во всяком случае, на меньшем взлете находятся все остальные народы, страны. При этом критерии цивилизационного развития оказываются весьма размытыми, если не вовсе аморфными. Как соотнести тысячелетние достижения культуры Китая, Индии, европейских стран, России с недолгим, по историческим меркам, временем развития Соединенных Штатов, которые обладают не столь обширной и яркой культурой, включая традиции религии, литературы, живописи, музыки, архитектуры, философии?

Постижение тайн цивилизаций часто связывают с именем А.Дж. Тойнби, однако, большой ясности, а тем более научной строгости в его многотомном сочинении «Исследование истории» не обнаруживается, и это послужило поводом для иронизирования критиков, упрекавших Тойнби в стремлении к сенсационности, в поэтически-поверхностном манипулировании историческими событиями, фактами, версиями. Об отсутствии строгости в рассуждениях Тойнби говорит тот подмеченный многими его исследователями, факт, что поначалу он насчитывал 21 цивилизацию, а с годами, по мере создания все новых томов, число цивилизаций сократилось до тринадцати.

Поскольку сам Тойнби избегает определенности в дефинициях, приходится, по его констатациям тех или иных цивилизаций, догадываться о религиозных и национальных основаниях их выделения в истории. Он утверждал, что в период между III и II тысячелетиями до новой эры в Новом Свете сложились две родственно связанных цивилизации – юкатанская и мексиканская, а в Старом Свете, по его представлениям, восемь цивилизаций: дальневосточная, дальневосточная (в Корее и Японии), западная, православная (основная), православная (в России), индуистская, иранская и арабская [1].

Попытка Тойнби постичь циклы истории, рост цивилизаций и их распад имела предшественников, о которых, по-видимому, Тойнби не подозревал, ибо предшественники писали по-русски. А такими бесспорными предшественниками были Н.Я. Данилевский и К.Н. Леонтьев. Чтобы не возникло хронологических сомнений, напомню, что Тойнби родился в 1889 году, когда уже в 1885 году скончался Данилевский, а Леонтьев скончался в 1891 году.

Н.Я. Данилевскому принадлежит первая основательная разработка теории культурно-исторических типов (цивилизаций), в основе которых лежит национальный фактор, позволяющий племенам, чувствующим свое историческое родство, общую религиозность и говоривших на близких языках, объединиться в надплеменную целостность, даже в единое государство, обеспечивающее безопасность составивших его народов, расцвет их национальных культур. Данилевский считал бесспорными культурно-историческими типами следующие: египетский, китайский, ассиро-вавилоно-финикийский, древнесемитский (халдейский), индийский, иранский, еврейский, греческий, римский, аравийский (новосемитический), европейский (романо-германский). В историю мировых цивилизаций он также включал мексиканскую и перуанскую. С надеждой всматривался он в становление восточнославянской цивилизации с ее культурным и державным центром притяжения – Россией.

Н.Я. Данилевский, К.Н. Леонтьев и А. Тойнби, каждый по-своему, развивали идею стадийности в жизни цивилизации. Фактически они уподобляли цивилизацию организму, у которого всегда имеется младенчество, становление с расцветом жизненных сил и неизбежное одряхление, старость, смерть. У Константина Леонтьева процессы цикличности отнесены к культурам, нациям, государствам, которые от первоначальной простоты поднимаются к цветущей сложности, а затем идет спад, который русский мыслитель именовал «вторичным смесительным упрощением».

Если до ХХ столетия понятия «культура» и «цивилизация» употреблялись преимущественно как синонимы, когда даже у Н.Я. Данилевского цивилизация представала как интегральный образ культуры (культурно-исторический тип), то мыслители XX века все с большой определенностью начали писать о противоречиях культуры и цивилизации, о несовпадении специфически цивилизационного развития с подлинной культурой.

С наибольшей четкостью развел и наполнил новым смыслом, подчеркнутым из реалий исторического и современного бытия, цивилизацию и культуру, Освальд Шпенглер в книге “UntergangdesAbendlandes” (Закат западного мира, западных стран), которую русский читатель знает как «Закат Европы». Цивилизация, в концепции Шпенглера, – это гипертрофированный научно-технический прогресс, при котором забывают о культуре предшествующих поколений, то есть о национальной культуре; цивилизация – это завершение, забвение культуры, это пространство между культурой и пустотой. Происходят обособление, отчуждение больших городов и провинции. Обезличенность жизни, раскол поколений, при которых исчезает народ с исторически выверенными духовными ценностями, превращаясь в массу. Естественному человеку народной культуры Шпенглер противопоставляет цивилизованного городского «мозгляка». Когда цивилизация в форме одностороннего развития техники и комплекса негуманитарных наук начинает доминировать в обществе, приходит новое варварство, для которого уже не существует самоценных философии, поэзии, музыки, живописи, а создается культ развлечений, запечатленных в призыве «Хлеба и зрелищ!» Понятая таким образом цивилизация, при кажущемся движении вперед, отбрасывает народ, а при определенных условиях – и все человечество, далеко назад в главном – в культуре. Шпенглер обнажает обнаруженную опасность гибели западной культуры публицистически острыми аргументами: «Вместо являющегося многообразия форм сросшегося с землей человека – новый кочевник, паразит, обитатель большого города, оторванный от традиций, возникающий в бесформенно флюктуирующей массе человек фактов, иррелигиозный, интеллигентный, бесплодный, исполненный глубокой антипатии к крестьянству…, следовательно, чудовищный шаг к неорганическому, к концу» [2]. Причем, Шпенглер показывает, что гибель культуры приводила и к гибели цивилизации: Рим погибал под восторженные возгласы жителей городов. Для точности характеристики цивилизации в ее шпенглеровском понимании еще одна цитата: «Мировой город означает космополитизм вместо «отчизны», холодный практический смысл вместо благоговения перед преданием и старшинством, научную иррелигиозность… Деньги как неорганическая, абстрактная величина, оторванная от всех связей со смыслом плодородной почвы, с ценностями исходного жизненного уклада…» [3] Такое впечатление, что эту цитату мог бы продолжить современный писатель, любящий традиционный крестьянский уклад, народную культуру, ответственно всматривающийся в гибельные процессы раскола поколений. Бездушная цивилизация, отгораживающаяся от культуры, не имеет перспектив развития. Мыслитель, много написавший о русской культуре, И.А. Ильин, отмечал: «Культура без сердца есть не культура, а дурная «цивилизация», создающая гибельную технику и унизительную, мучительную жизнь» [4]. По-видимому, не случайно И.А. Ильин употребил обсуждаемое слово в кавычках, ибо все-таки возможна иная, не дурная цивилизация, не только вбирающая в себя новейшие достижения техники и естественных наук, но дорожащая заветами предков, семейными и народными преданиями, религией, исторически определившей вектор духовного развития нации, народной культурой, созидавшей характер, эмоциональной уклад, душу преемственных поколений. Та цивилизация, которая отворачивается от своей культуры, превращает народ в население, в безродную, беспочвенную массу.

В современном мире немало стран, стремящихся к гармонии научно-технического прогресса и собственной национальной культуры – это и есть тип той цивилизации, который не прощается с отечественной культурой, с собственной историей. Такова, например, Япония, одна из самых технически развитых стран, но даже в промышленном производстве, не говоря уже об искусстве, о бытовом укладе, стремящаяся сохранить народные традиции, культуры.

Устойчивость многовекового бытия России обеспечивалась духовной целостностью русского человека, прежде всего крестьянина – именно в нем не возникало шаткости веры (крестьяне русского Севера, Сибири сумели сохранить православный уклад жизни даже в погромный для русского христианства XX век); в крестьянстве все просто, надежно и крепко – и дом, и семья, и труд, и любовь.

Естественно, нельзя возвратить неизменными прошлые формы народного бытия, их цельность, но возможно и необходимо удерживать преемство культуры, ибо есть храмы, есть литература, есть родство поколений в мировосприятии, языке, есть, наконец, образование с подвижниками-учителями, передающими своим подопечным богатства культуры. А.С. Пушкин редко высказывался категорично, но о роли просвещения написал однозначно: «Одно просвещение в состоянии удержать новые безумства, новые общественные бедствия» [5].

Примечания

[1] Тойнби А.Дж. Постижение истории : Сборник. Пер. с англ. – М.: Прогресс, 1991. – 736 с.

[2] Шпенглер О, Закат Европы : Очерки морфологии мировой истории. – М.: Мысль, 1993. – С. 165.

[3] Там же. С.166.

[4] Ильин И.А. Путь к очевидности // Ильин И.А. Собрание сочинений. Т.3. – М.: Русская книга, 1994. – С. 392.

[5] Пушкин А.С. О народном воспитании // Пушкин А.С. Полн. соб. соч. Т.6. Кн. 1. – М., 1948. – С. 53.

© А.А. Корольков, 2018.

Статья поступила в редакцию 10.04.2018.

Корольков Александр Аркадьевич,

доктор философских наук, академик РАО,

Российский государственный педагогический университет им. А.И.Герцена (Санкт-Петербург)

Опубликовано: Журнал Института Наследия, 2018/2(13)

Постоянный адрес статьи: http://nasledie-journal.ru/ru/journals/198.html

Наверх

Новости

Наши партнеры