2024/4(39)

Содержание

Теоретические исследования

Путрик Ю.С.

Роль объектов культурного наследия и туризма как фактора культурного суверенитета

Исторические исследования

Ченцов А.С.

Создание и функционирование пенитенциарной системы
на территории Калининградской области в 1945–1949 гг.

Прикладные исследования

Горлова И.И., Бычкова О.И.

Реализация культурно-образовательного потенциала культурной политики в рамках образовательных систем

Марушина Н.В.

Определение структуры и границ выдающейся универсальной ценности объекта градостроительного наследия
(на примере Санкт-Петербурга)

Романова Д.Я.

Семья и род в историко-культурном наследии края

Скороход А.А.

Исследование картин датских художников-маринистов Карла и Вильгельма Билле в Отделе научной экспертизы ГОСНИИР

Освоение наследия

Филин П.А.

Основные итоги экспедиции Министерства обороны Российской Федерации и Русского географического общества по обследованию Северного острова архипелага Новая Земля в 2024 г.

Родионова В.А.,
Адамовская П.О.

Российский опыт третьего цикла периодической отчётности системы всемирного наследия

Рыбак К.Е.

К проблеме обнаружения
и коллекционирования археологических предметов

Проблемы сохранения наследия

Наумов В.Б.

Вопросы социальной кооперации при цифровом сохранении культурного наследия

Музееведение

Слесарчук, В.А.

Эхо Крымской войны: сувениры «Память Севастополя»
в собрании Нижегородского государственного историко-архитектурного музея-заповедника

Отечественное наследие
за рубежом

Ельчанинов А.И.

Индийский океан. Русские географические названия
как объекты нематериального культурного наследия

Сенин А.П.

Некрологи журнала «Часовой» (1929–1988 гг.) – отражение истории Белой эмиграции

Научная жизнь

Житенёв С.Ю.

Валерий Николаевич Расторгуев как деятель культуры и культуролог

Опубликован 12.11.2024 г.

Архив

DOI 10.34685/HI.2021.63.68.027

Посадский А.В., Посадский С.В.

Культурное сотрудничество России и Узбекистана в свете наследия среднеазиатского Возрождения
Часть 2

Аннотация. В статье рассматривается наследие среднеазиатского Возрождения как ценностное основание культурного сотрудничества России и Узбекистана. Это наследие глубоко изучалось российскими и узбекскими учеными в рамках масштабных совместных научно-образовательных проектов. Оно оказало существенное влияние на развитие образования, науки и культурной жизни обеих стран, стало уникальной смысловой осью взаимодействия их интеллектуалов и народов. В статье демонстрируется историческая и ценностная укорененность сотрудничества России и Узбекистана, раскрываются его глубинные ценностно-смысловые измерения. Материал статьи имеет значение для углубления взаимодействия в гуманитарной сфере, может содействовать совершенствованию компетентного коммуникативного пространства для партнерства обеих стран.*

Ключевые слова: культурное сотрудничество, Россия, Узбекистан, среднеазиатское Возрождение, просвещение, ценности, нравственность, разум, этическая гносеология.

Открыть PDF-файл

Общие ценности русского и узбекского просвещения

Следует отметить, что тяготение российской науки и образованного общества к наследию среднеазиатского Возрождения и творчески хранящей его культуре узбекского народа необъяснимо одной географической близостью. Не меньшая географическая близость у Узбекистана есть с Китаем, Индией, Турцией и Ираном. Тем не менее, со стороны этих стран познавательное проникновение в мир среднеазиатского Возрождения не превращалось в масштабные и систематические исследовательские проекты, свойственные российской цивилизации.

Фундаментальный интерес к наследию среднеазиатского Возрождения со стороны России, на наш взгляд, имеет глубокие культурно-исторические корни. Речь идет о родственном видении человеческого познания как этически соотнесенного, нравственно значимого. Речь идет об истолковании глубинных, самых первостепенных форм познания в неразрывной связи-причастии с абсолютными взаимно пронизанными ценностями истины, добра и красоты. Такое понимание познания в России восходит к восточно-христианской гносеологической парадигме исихазма [46], всесторонне отразившейся в русском Возрождении, усвоенной и развитой русской философией.

Этическая гносеология исихазма исходила из центрального значения теогуманистической онтокатегории Любви, соединяющей высшую Истину, Добро и Красоту. Бог есть Любовь, а потому для человека «любовь есть полнота добродетелей», ведь «она, приближаясь к прообразу, сохраняет совершенное сходство с Богом» (Григорий Палама) [47]. Поэтому познание без любви не является подлинно созидательным познанием, совершенствующим человека и мир [48]. Нравственно значимое, созидательное познание, пронизанное любовью, выражается в стремлении человека «к единому и цельному знанию» [49].

В этом главнейшем и сущностном для человека знании присутствует особая взаимосвязь ума (νους) и сердца (καρδια), разумного и нравственного начала. «Сердце – сокровищница разумной способности души» [50], разум изначально соотнесен с сердцем, они являют взаимозависимые начала человеческого бытия. Их гармонизация ведет к совершенствованию, разлад – к вырождению и дегуманизации человека. Разумная жизнь человеческой личности должна быть согласована с ее нравственно-сердечной жизнью. В своем единении они образуют высший способ познания сущего, устанавливающий стержневые смыслы и ценности человеческого бытия. При этом познание мира приобретает особый смысл, поскольку возводит человека к всюду присутствующему Своими умными мироустроительными энергиями Богу [51].

Пришедший на Русь из Византии через палеологовский Ренессанс, исихазм стал катализатором феномена русского православного Возрождения (термин византолога Г.М.Прохорова [52]), а затем оказал решающее влияние на становление русской философии (славянофилы, почвенники, персонализм, метафизика всеединства, евразийство). В последней глубоко выразилось представление о целостности человеческого знания, являющего средоточие сил личности, где «все отдельные деятельности духа сливаются в одно живое и высшее единство» (И.В.Киреевский) [53]. Это единство есть целостность любви (этики), воления и разума.

В цельном знании достигается органический синтез познавательного, нравственного и эстетического. В цельном знании человек познает бытие не абстрактно, отстраненно, а, вовлеченно, сопричастно, действенно. В нем человек постигает суть вещей, живое бытие, а также творит подлинную живую культурную жизнь.

Цельный действенно-нравственный разум человека созидает истинное просвещение, которое не тождественно формальному, количественному наращиванию знаний. Действенно-нравственный разум творит просвещение как образованность всей человеческой души, формируя «тот живой корень», из которого плодотворно развивается не только научное знание, но и «цивилизация или образованность» (А.С.Хомяков) [54]. В таком просвещении осуществляется принцип и идеал соборности (в значении С.Л.Франка и Н.О.Лосского [55]) как солидарного, духовно-нравственного единения людей ради общих познавательных и мироустроительных целей.

Действенно-нравственный разум составляет подлинное ядро человеческой личности, выражает суть человеческого существа, его истинный, гуманистический лик. Просвещение восточно-христианской, греко-византийской и российской цивилизации славянофилы понимали как зиждущееся на таком устроении мыслящего духа, когда проникающий в бытие разум способен созерцать основания вещей и выступать устроителем нравственно-пронизанного космоса культурной жизни.

В представлении о целостном знании русские философы выразили общенациональные черты и культурно-исторические архетипы. Они свидетельствовали о коренных началах русской культуры и цивилизации, высказывались об основополагающем принципе русской культурной самости, принципе, определяющем устойчивые формы духовной жизни народа. Ценностно-нравственное отношение к познанию, выражающееся в соединении сердца и разума, русские философы формулировали исходя из причастия глубинам народной жизни, выражая культурно-исторический путь и самоопределение своей страны языком философии.

Русские философы интуитивно искали родственные византийско-российской модели образы просвещения и культуры. Это не могло не обратить их к Азии. Ю.Ф.Самарин [56] и поздние славянофилы (особенно К.Н.Леонтьев и В.И.Ламанский, введший понятие Евразии как «Азийско-Европейского материка»), сыгравшие ключевую роль в генеалогии философии евразийства, переосмысливают цивилизационное значение Востока в целом. К Православному Востоку, представленному исторической Византией, Грецией, православными славянскими народами и Россией они добавляют Азию. В их представлении Азия рассматривалась в двух планах. Во-первых, она рассматривалась всемирно, как исторический источник человеческой цивилизации и культуры, как крупнейшая часть света с интенсивной и грандиозной культурной жизнью. Она также рассматривалась как географически и культурно близкая Азия, то есть Азия интенсивно взаимодействующая с Россией, исторически включенная в ее культурное влияние и влияющая на нее.

Следуя мысли академика В.И.Ламанского, именно Евразия предстает историческим центром мировой цивилизации. «Все, что поныне создано человечеством замечательного и великого в религии и философии, в искусствах, науках, промышленности, в общежитии, в государственном и международном праве, принадлежит всецело племенам и народам Азийско-Европейского материка», – указывает В.И.Ламанский [57]. Греко-славянский мир ученый определял как Средний мир, лежащий между Европой и Азией, имеющий свою Европу и Азию. Россию ученый видел как основу Среднего мира – многонародную цивилизацию, где соединяются миры европейских и азийских культур. Как предшественник евразийства, В.И.Ламанский призывал к пониманию, что наряду с началом единства в культурном бытии человечества имеет место начало разнообразия, которое «только пополняет и оплодотворяет начало единства» [58].

К.Н.Леонтьев полагал, что славяно-восточная цивилизация имеет перспективы для перерастания в цивилизацию славяно-азиатскую. Этот путь будет содействовать сбережению ее исторически вызревших культурных форм, непрерывному обогащению иными историко-культурными формами. Именно поэтому важно обеспечить развитие «своей собственной, оригинальной славяно-азиатской цивилизации» [59].

Видение поздних славянофилов легло в основу евразийской философии истории. Последняя утвердила идею многонаправленности всемирно-исторического процесса, переосмыслила понимание культурного прогресса в целом. Рассматривая прогресс как осуществление разнообразия возможностей развития, заложенных в различных культурах, евразийство во многом переоткрыло историю Азии, а вместе и историю России. В контексте такого подхода Византия и ее преемница Россия были осознаны как евразийские цивилизации, а историософский императив «Россия должна знать Азию» превратился в парадигмальную для российской цивилизации программу исследования ценностно-близких культурных миров [60].

Мысли поздних славянофилов не были представлениями философов-одиночек, оторванных от жизни страны. Их позиция отражала умонастроение определенной части нации, ее познавательное движение к Востоку. Их видение было осознано и частично осуществлено на общегосударственном уровне уже в их время.

Русский антиковед и ориенталист, министр народного просвещения, президент Императорской академии наук, славянофил и защитник евразийских традиционных ценностей, инициатор создания российского востоковедения граф С.С.Уваров призвал все лучшие интеллектуальные силы страны начать глубокое познание Азии. Он стал предтечей евразийства в культурной политике России [61].

«Проект Азиатской академии» С.С.Уварова имел серьезные философско-исторические основания и отражал умонастроение российского образованного общества. С.С.Уваров называл Восток колыбелью человеческого рода, охранителем и проводником первоначального просвещения, «родиной философии» [62]. Он полагал Азию «центром, откуда просвещение распространилось по земному шару», «фундаментом грандиозного здания человеческой цивилизации» [63]. «Из Азии проистекали все религии, все науки, вся философия. Она одна сохранила чудесный дар производить все большие явления морального мира; там находили мы истинный, единственный источник всеобщего просвещения, и кто мог бы не гореть желанием созерцать вблизи богатства сего неисчерпаемого рудника ума человеческого? К сему имеем мы один способ: восточные языки» [64].

По мнению С.С.Уварова, ради плодотворного духовного роста Россия должна обстоятельно ознакомиться с плодами восточной азиатской цивилизации. Для этого необходимо институционально исследовать культурное наследие Азии, создавать самостоятельное востоковедческое знание. Именно по инициативе С.С.Уварова последовало учреждение кафедр восточных языков в Петербургском Главном педагогическом институте (1818), позже в Петербургском императорском университете, а также учреждение целого восточного факультета (1855), что положило начало деятельности плеяды академических востоковедов в Историко-филологическом отделении Императорской академии наук [65].

Близкую С.С.Уварову позицию разделял ученый-востоковед мирового уровня, первый декан Факультета восточных языков Императорского Санкт-Петербургского университета, глубочайший знаток восточных языков, тюрколог тюркско-иранского происхождения Александр Касимович (до крещения – Мирза Мухаммед Али) Казем-Бек. Патриарх российского востоковедения Александр Казем-Бек «соединял в себе европейскую ученость с ученостью восточной» [66], «обширное восточное знание с европейской наукой» [67]. Он по праву может считаться ведущей фигурой и основателем школы русских востоковедов [68], а также родоначальником евразийского востоковедения [69].

«Одно имя Азии должно уже возбудить почтительное воспоминание каждого члена христианского мира: ибо в ней колыбель рода человеческого; в ней первобытная и светлая страна, где впервые явилась и торжествовала христианская вера; в ней протекали изобильные источники образования народов», – писал Александр Казем-Бек [70]. «Никакое европейское государство так тесно не соединено с Азией в географическом, торговом и даже этнографическом отношении, как Россия...», – утверждал мыслитель [71]. «Многие века заставляли Россию родниться с Востоком... одни и те же светлые дни и дни невзгод вложили одну и ту же думу в сердце русских и восточных людей, которых в России многие миллионы и которые, будучи таким образом связаны жизнью с Россией, связаны в то же время и с дальним, не русским Востоком, связаны происхождением, историческими преданиями… Подобными путями, незримо, русская мысль сказывается в странах отдаленных, и вековая солидарность жизни России и Востока делает для первой доступнейшими его заветные думы…», – характеризовал взаимопроникновение России и Востока выдающийся ученый [72].

Важно отметить, что именно Александр Казем-Бек представил в 1868 г. Ученому совету Факультета восточных языков проект российского научного исследования Западного Туркестана, то есть, сформулировал первый проект научного исследования культуры Средней Азии. Такой проект предусматривал собрание и переводное издание сведений арабо-мусульманских географов о Западном Туркестане («Великая Бухария»), а также командировки молодых востоковедов для изучения манускриптов и поиска научно значимого материала Туркестана. «Там, в Самарканде, и Ташкенте и соседних городах, – говорил он, – скрываются множество манускриптов, от которых дошли до нас одни лишь названия. Там на стенах мечетей и примечательных зданий много надписей, которые могут разрешить некоторые темные исторические вопросы; там можно раскрыть много драгоценностей по части лингвистики, по части нумизматики и по части этнографии» [73].

К культурно-просветительскому движениювСреднюю Азию призывал провозвестник евразийства, глубокий выразитель русской идеи Ф.М.Достоевский, живший одно время в Средней Азии [74]. Обращаясь к западнически настроенной части общества, Ф.М.Достоевский настаивал на том, что русским необходимо отбросить ложный стыд именовать себя азиатами. Аксиома русского самосознания, по его мнению, заключена в положении: «Россия не в одной только Европе, но и в Азии; потому что русский не только европеец, но и азиат» [75]. «Мало того: в Азии, может быть, еще больше наших надежд, чем в Европе. Мало того: в грядущих судьбах наших, может быть, Азия-то и есть наш главный исход!» – указывал великий писатель [76].

Согласно Ф.М.Достоевскому, российское цивилизационное взаимодействие с Азией ценно для всех ее народов, в том числе и для самого русского народа. Через это взаимодействие русский человек глубже поймет и осмыслит самого себя. Такое взаимодействие «возвысит наш дух», «придаст нам достоинства и самосознания» [77]. На этом пути найдут свое применение одаренные люди нации, претворив подобное взаимодействие во внутрироссийский культурный проект. Особое значение в этом проекте великий писатель уделял научному творчеству («Да науки-то там еще больше потребуется!»), полагая, что распространение научного знания в Азии придаст новый импульс развитию науки в России.

Таким образом, познавательное движение России в направлении Средней Азии и средоточия среднеазиатского просвещения – земли Узбекистана – совсем не было случайным явлением. Оно имело многовековые культурно-исторические основания. Оно было сформировано предшествующими этапами развития, заложено в них. Это движение отражало внутреннюю линию российской цивилизации, воплощало ее осознанное целевое стремление к родственным парадигмам просвещения и культурным мирам. Через них российская цивилизация надеялась обогатиться новыми культурными смыслами, и как следствие, совершенствовать свои.

В познавательном исходе к Востоку российская цивилизация видела критерий собственной самобытности, осуществляла свое культурное самопознание и самоосознание. В познавательном движении к Востоку российская цивилизация раскрывала свои глубинные ценностные пласты и измерения, осуществляла свой культурный прогресс и свою культурную миссию. На этом пути она обогащала и усовершала себя, и одновременно, несла свои достижения другим.

Познавательное движение российской цивилизации к Узбекистану имело свой отклик во встречном движении. Речь идет о глубоком осознании значения российских культурно-просветительских начал учеными и просветителями узбекского народа. Речь идет о видении просвещения одним из основополагающих факторов развития своего народа, а потому о движении навстречу иным просветительским устремлениям, родственным культуре своей страны. Именно это встречное движение, смысловой осью которого стало среднеазиатское Возрождение, можно увидеть в лице узбекских просветителей и ученых.

О просветительской сути российско-узбекских культурных связей, о необходимости их наращивания и укрепления говорило много интеллектуалов Узбекистана. Среди них известные имена джадидов и деятелей советского периода. Это просветитель-философ Саттархан Абдугаффаров, драматург и поэт, один из основоположников современной узбекской литературы, первый узбекский профессор Абдурауф Фитрат, известный поэт и публицист Закирджан Фуркат, путешественник, писатель, историк, переводчик-полиглот Исхокхон Ибрат, драматург и писатель Абдулла Авлони, поэт Убайдулла Завки, представитель узбекской поэтической классики XX столетия Хамид Алимджан. Это и видный государственный деятель, ученый-философ С.Ш.Шермухамедов, академик-математик Т.Н.Кары-Ниязов и академик-философ И.М.Муминов, академик-зоолог Т.З.Захидов и народный писатель, академик Айбек, признанные математики М.Т.Захидов и А.Гафуров, а также многие другие деятели науки и культуры. На наш взгляд, наиболее глубоко с философской точки зрения культурно-просветительские предпосылки российско-узбекского сотрудничества выразил Саттархан Абдугаффаров.

С.Абдугаффаров – известный узбекский ученый-просветитель, писатель, философ, историк и судья. Он явился первым узбекским ученым, писавшим свои произведения на узбекском и, в то же время, на русском языке. На III Международном конгрессе ориенталистов в Петербурге (1876) он встречался с востоковедом В.В.Григорьевым, глубоко оценив его тезис о том, что «среди разъяренного моря разнузданных страстей есть одно спокойное убежище – наука, к которому стремятся ученые всех стран и народов» [78]. «Мне было удивительно и приятно видеть, как наука сближает людей разных племен и разных вер», – писал С.Абдугаффаров [79]. В своей речи перед ориенталистами он сказал, что «по воле Божией, теперь мы, при посредстве русского народа, можем вступить в общение с европейскими народами и сделаемся, таким образом, участниками общечеловеческой жизни и научного прогресса» [80]. «Итак, нам необходимо научиться светским наукам у русского народа и стараться прилагать их к делу. Самым главным средством к изучению этих наук служит знание русского языка, без которого нет никакой возможности достичь того», – указывал С.Абдугаффаров [81].

Знание С.Абдугаффаров понимает не отвлеченно, а ценностно-содержательно. Он мыслит знание в соотнесении с созданием культуры и цивилизации, в теснейшей связи с нравственностью, самопознанием, первостепенными смыслами бытия. И в этом он близок мыслителям среднеазиатского Возрождения, чью линию просвещения он продолжает, а также русским философам.

«Каждый человек, по мере развития своего ума, должен прежде всего узнать, кто он такой, должен познать самого себя. Для человека нет предмета более близкого, кроме его самого, а цель его появления на земле – познать премудрость своего Господа и исполнять все Его определения», – говорит С.Абдугаффаров [82]. Такое познание неразрывно связано с нравственными ценностями: «Откуда же человек узнает самый первый свой долг – принести пользу своему ближнему, если не будет знать самого себя!» [83] Здесь слова просветителя напоминают известный гносеологический тезис русской религиозно-философской мысли о первичном, внутреннем, непосредственном, нравственно значимом знании, через которое человек познает себя, окружающих людей и Бога, созидает нравственно солидарные сообщества с присущими им творческими служениями. Этот тезис развивали персоналисты Л.М.Лопатин, А.А.Козлов, П.Е.Астафьев, Н.А.Бердяев, Н.О.Лосский, С.А.Левицкий, С.Л.Франк и другие русские философы.

По мнению С.Абдугаффарова, подлинное человеческое познание, отличающее человека от животных и подтверждающее его исключительный статус в мироздании, характеризуется основательностью и фундаментальностью. Оно связано первостепенными темами человеческого и общемирового бытия. «Нам необходимо изучать себя, то есть исследовать: каковы мы, откуда произошли и куда пойдем, зачем прибыли на эту стоянку (земная жизнь) и для чего мы сотворены, в чем заключается наше счастие и несчастие…» [84]. Именно для разрешения этих вопросов и необходимо знание. «А ключом к этим вопросам служит знание. Знание служит решительным средством к уразумению всего этого и к достижению основных наших желаний и целей» [85].

Следуя узбекскому просветителю, специализация родов знания раскрывает возможность постижения многогранных деяний Творца. «С приобретением этих знаний люди будут по возможности постигать творение своего Создателя и Его совершенное могущество» [86]. При этом внутреннее целевое содержание знания для человека неизменно сопряжено с нравственным развитием личности и общества: «И мы говорим, что приобретение знаний необходимо, а цель такого приобретения состоит в том, чтобы различать истину ото лжи и своевременно пользоваться истиною для блага своих ближних и делать им добро. Тогда только мы исполним все определения нашего всемогущего Владыки (Бога) и познаем самих себя, а не тогда, когда приобретем знания и не будем приводить их в дело, не будем никому приносить посредством их пользы: такое знание противно главной цели человечества, и такие люди, будучи хуже животных и оставаясь в заблуждении, не заслужат почтения на этом свете и милости Божией в будущей жизни» [87].

Этическая гносеология С.Абдугаффарова несет принципы ценностно-нравственной содержательности знания, его гуманистической культуротворческой миссии. Мыслитель подчеркивает сущностное значение знания для определения ответов на фундаментальные вопрошания и темы. Одновременно, он раскрывает его конкретную роль в совершенствовании отдельной личности и всего общества. Подобно просветителям среднеазиатского Возрождения и русским философам, С.Абдугаффаров утверждает этическую природу знания, говорит о нравственном разуме, способном изменять человека, созидать его культурный мир.

Следует подчеркнуть, что учение о познании С.Абдугаффарова напоминает философскую позицию русских персоналистов и В.Соловьева. Последний также полагал, что возможность самопознания и Богопознания отличает человека от остального мира, истинная организация знания требует позитивного творчества как истинной организации действительности, различные виды знания синтезируются в познании первостепенных тем бытия, имея своим смысловым истоком познание Абсолютного Начала.

Значение российского просвещения поэтически воспел выдающийся узбекский поэт-просветитель Закирджан Фуркат, прозванный в России «Лермонтовым Востока».

Согласно Фуркату, величие России строится прежде всего на верности принципам просвещения: «Она пестует знанья с великим стараньем. И во всем поступает по их предписаньям» [88]. По мысли поэта, достоинство русского народа заключается в том, что он дал человечеству великие идеи, инициировал колоссальный научно-познавательный, в том числе технический прогресс, распространяя его среди других народов. Творя науку, «искусники» и «мудрецы» русского народа объединяют людей, сплачивают страны и континенты, открывают широчайшие возможности для простого человека. Свет науки, содержащей «бессмертие и бытия алмаз» должны осваивать новые поколения, для которых наука станет садовником, а отчизна – садом [89].

О юные друзья! Я обращаюсь к вам,
Внемлите вы моим отеческим словам.
Науке посвящу я этот свой рассказ,
Она - бессмертие и бытия алмаз...
О юноши! Столетье таково,
Что входит в нашу жизнь, как
В сказке волшебство.
Россия принесла земле счастливый век,
Наукою теперь владеет человек…
О юноши! Затмил преданья прошлых лет
Российской мудрости неоценимый свет,
Изобретениям науки нет числа,
Нам их великая Россия принесла...
Осведомленным стань во всех науках, друг,
И каждая из них понадобится вдруг [90].

Важно подчеркнуть, что высокая оценка российского просвещения и особенно науки, ставшая нормативной для узбекских просветителей XIX – начала XX века не была данью времени. Эта оценка питалась свойственным им преклонением перед нравственно значимым, культуросозидающим научным знанием. Такое преклонение было унаследовано ими от интеллектуальной традиции среднеазиатского Возрождения. Эта традиция питала и направляла их мысль. «Знание – как зеркало показывает нам наше состояние, – писал Абдулла Авлони. – Оно заостряет наш разум и мысли подобно мечу, отделяет благодеяние от греха» [91]. «Наука, – утверждал А.Фитрат, – причина процветания государства. Наука – причина прогресса народа» [92]. По мысли И.Ибрата, разум есть падишах человеческой природы и, прежде всего, тела. Наука же есть настоящая мудрость вне которой жизнь проходит в страданиях [93].

Наследие среднеазиатского Возрождения в культурном взаимодействии
России и Узбекистана

Содержательное богатство наследия среднеазиатского Возрождения стимулировало интенсивный культурно-познавательный обмен между народами Узбекистана и России. От предшествующих столетий до современности его плоды неиссякаемы, их сложно исчислить и переоценить.

Среднеазиатское Возрождение было источником развития широкой книжной торговли и создания объемных книжных коллекций в двух странах, содействуя расширению взаимных представлений народов России и Узбекистана друг о друге. При этом, как со стороны России, так и со стороны правителей Бухары, Коканда и Хивы имела место целенаправленная практика собирания ценных книг, которые сегодня находятся в государственных хранилищах двух стран.

Следует учесть, что характерной чертой среднеазиатского Возрождения была особая ценность книги, определяемой Навои «как духовное завещание одного поколения другому», «откровение мудрости», «собеседник, имеющий мозг, покрытый кожей, о тайных вещах вещающий молча» [94]. Отсюда масштабное создание настоящих храмов научного знания в виде дворцовых, общественных и личных библиотек, библиотек при мечетях и медресе. «Их фонды имели огромное количество рукописей не только традиционно религиозного, но и математического, астрономического, правового, исторического и географического характера. Нередко в них хранились уникальные и редкие трактаты выдающихся ученых и мыслителей…» [95].

Культ книги, пришедший из среднеазиатского Возрождения, стал импульсом развития книгопечатания в Узбекистане.

Первая узбекская типография открылась в Ташкенте в 1868 году при русском военно-окружном штабе, а первая печатная книга на узбекском языке вышла в Ташкенте уже в начале 1871 года («Календарь на 1871 год») [96]. Первая дворцовая литография была основана в 1874 году при дворе хивинского хана Мухаммад Рахим-хана II, по его инициативе. Хан был просвещенным монархом, известным поэтом и композитором, патроном наук и искусств (писал стихи под псевдонимом «Фируз» подражая Навои) [97], издателем Навои.

В Ташкенте первая литографическая книга вышла в 1883 году в типографии С.И.Лахтина и была напечатана на средства ташкентца И.Хусейнбаева, который страстно любил книги и был предан науке и просвещению. При его поддержке и по его просьбе С.И.Лахтин создал литографию, в которой первый частный узбекский издатель издавал книги на родном языке. История книжного дела Узбекистана тщательно изучалась российскими и узбекскими учеными – Г.Н.Чабровым, А.А.Семеновым, Е.К.Бетгером, Э.ААхунджановым, З.И.Есенбаевым и др. [98]

Унаследованный от среднеазиатского Возрождения культ книги, несомненно, способствовал распространению русской литературы. Уже со второй половины XIX века в Ташкенте, Бухаре и Хиве изучалось творчество Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Некрасова, Толстого. Заслуживает внимание факт, что бухарский эмир и ташкентский губернатор смотрели на сцене «Ревизор» и «Мертвые души» Н.В.Гоголя в исполнении актеров из Казани, а также были почитателями поэзии А.С.Пушкина. В конце XIX столетия в Узбекистане были переведены сказки А.С.Пушкина, опубликованные отдельной книгой в 1899 году в честь 100-летия со дня рождения поэта [99].

Интерес к среднеазиатскому Возрождению способствовал широкому научно-культурному обмену между странами. В этом смысле показателен визит к хивинскому двору ученого-тюрколога А.Н.Самойловича, где при правителе Мухаммад Рахим-хане II осуществлялось подражание Тимуридскому Ренессансу [100]. В Хиве А.Н.Самойлович встречался с министром-поэтом Ахмадом Табиби и отметил, что здесь поэтическим творчеством вместе с ханом занимались более 30 поэтов, подражая Навои. Русский ученый стал рецензентом дворцовой поэзии, описав ее своеобразие для российской научной и литературной аудитории [101]. Он подчеркнул, что правитель как «просвещенный покровитель хивинской науки и искусства, проявил полную готовность содействовать научному изучению его страны и открыл мне доступ также и к своим собственным, личным книжным сокровищам» [102]. Мухаммад Рахим-хан II несколько раз ездил в Санкт-Петербург и высоко оценивал просветительскую идеологию Российского государства.

Представители российского научного сообщества чрезвычайно высоко оценивали культуру Узбекистана. Об этом свидетельствуют регулярные научные экспедиции и поездки из России, особенно в Самарканд и Бухару. Важно отметить, что научных путешествий и экспедиций из России в Среднюю Азию было так много, что их каталогизация потребовала двухтомного четырехчастного описания, вместившего масштабный материал о научной деятельности нескольких поколений русских ученых [103].

Научные экспедиции в Среднюю Азию носили систематический характер. Замысел выдающегося тюрколога А.Казем-Бека претворялся в жизнь. При этом экспедиция Д.А.Клеменца в Восточный Туркестан в 1898 году имела уже международный научный резонанс. Она положила начало образованию Международной ассоциации для изучения Средней и Восточной Азии с ее центральным органом в лице Русского комитета. Своим приоритетом Русский комитет полагал «объединение усилий ученых разных стран для планомерного исследования культур народов Азии, спасения от гибели археологических памятников, изучения окраинных народностей, их языка, культуры» [104].

Деятельность Русского комитета стала важной вехой в формировании российского востоковедения. Эта деятельность имела интегральный гуманистический смысл. Она отражала идею всеобщего единения ученых ради спасения культурного наследия, свидетельствовавшего о глубоких исторических связях народов. Русский комитет должен был «обеспечить всем ученым, без различия национальности, участие в предстоящей научной работе» [105]. Исходя из научных данных, демонстрирующих, что «последние исследования великих азиатских культур и народов показывают, что их первоначальное тесное взаимодействие в духовном и антропологическом отношениях приобретает все большую научную достоверность» [106], своей главной задачей Русский комитет ставил «отправление экспедиций для изучения тех памятников культуры и древнейших народов Азии, которые могут пролить свет на древнейшие культурные связи между различными великими цивилизациями, и содействие всем международным экспедициям» [107].

В деятельности Русского комитета участвовали выдающиеся востоковеды и ученые России: В.В.Радлов, С.Ф.Ольденбург, В.А.Жуковский, В.В.Бартольд, Н.И.Веселовский, Ф.И.Щербатский, Л.Я.Штернберг, С.Е.Малов, А.Н.Самойлович, К.Г.Залеман, И.И.Зарубин, концептуалист среднеазиатского Возрождения Н.И.Конрад; также местные туркестановеды: М.С.Андреев, В.Л.Вяткин, H.H.Остроумов, A.A.Семенов, Л.А.Зимин, И.А.Беляев, А К.Кларе, А.А.Черкасов, В.П.Наливкин и др.

В работе Русского комитета принимали участие известные узбекские исследователи. Среди них признанный самаркандский каллиграф Абдусаид Махзум, коллекционер Акрам Палван Аскаров, собиратель древностей Мирзо Абдулло Бухари, краеведы Мухаммад Вафо, Мирзо Абд-ар-Рахман, Абутохирходжа, Мирзо Салимбек и др. Важными помощниками российских ученых стали известные узбекские интеллектуалы – Мухаммад Аминходжа Мукими, Саттархан Абдугаффаров, Мухаммад Юсуф Баяни, Закирджан Фуркат [108].

Российское востоковедение среднеазиатского направления представлено выдающимися именами В.В.Бартольда, В.В.Григорьева, Н.И.Веселовского. Целью деятельности этих ученых было «разъяснение Азии и ее человека, так неправильно понимаемого в Европе» [109]. Такое разъяснение осуществлялось в контексте отказа от односторонней западоцентристской модели истории культуры, в перспективе признания, что «культурное влияние Востока на Запад и очень сильно и очень продолжительно» (Н.И.Веселовский) [110].

В.В.Бартольд и Н.И.Веселовский чрезвычайно высоко оценивали культурно-просветительскую деятельность Улугбека. «Как ученый на престоле, Улугбек стоит совершенно одиноко в истории мусульманского мира; современники могли сравнивать его только с царственным учеником Аристотеля. Улугбек был проникнут идеей общечеловеческого прогресса, независимого от религиозных и национальных различий», – подчеркивал В.В.Бартольд, автор первой научной монографии по Улугбеку [111].

В.В.Бартольд и Н.И.Веселовский поддерживали идею увековечения памяти Улугбека посредством детальной реставрации его обсерватории. В письме Н.И.Веселовскому В.В.Бартольд свидетельствовал: «Председатель Русского астрономического общества был у меня и сообщил мне, что обществу высочайше разрешено приступить к возведению памятника Улугбеку, для чего оно отчасти уже располагает необходимыми средствами. Мы сошлись с ним, во-первых, на том, что лучшим памятником была бы сама обсерватория, приведенная в такой вид, чтобы она могла сохраниться для потомства…» [112].

В свете просветительского наследия Улугбека следует говорить о формировании научно-образовательной системы Узбекистана. Лучшие традиции среднеазиатского Возрождения отразились в создании Национального университета Узбекистана имени Мирзо Улугбека. Лучшие традиции среднеазиатского Возрождения раскрылись и в создании Академии наук Республики Узбекистан, первым президентом которой стал математик Т.Н.Кары-Ниязов, признанный специалист по научному наследию Улугбека [113]. Речь идет о традициях межкультурного обмена, государственной организации и централизованного планирования научной деятельности, жертвенной самоотдачи ученых ради идеалов просвещения и прогресса.

Становление Национального университета Узбекистана восходит к проектам узбекских просветителей и российских востоковедов. Они видели создание крупного учебного центра в Средней Азии источником развития региона [114]. Их видение начало воплощаться в проекте Туркестанского народного университета, объединившего узбекскую и российскую интеллигенцию. Среди ученых преподававших в университете были узбекские просветители Мунаввар Кары Абдурашидханов и Абдулла Авлони, а также российские ученые М.С.Андреев, П.Ф.Боровский, А.Д.Греков, А.А.Диваев, Н.А.Кейзер, Н.Г.Маллицкий, А.В.Попов, Л.В.Ошанин, В.И.Романовский, А.С.Семенов, Г.М.Сваричевский, М.И.Слоним, И.И.Умняков, Г.Н.Черданцев, Р.Р.Шредер и др.

Особенностью дальнейшей истории Национального университета, получившего название Туркестанский государственный университет, стал спланированный переезд большого числа российских ученых и перевоз внушительной научной инфраструктуры на узбекскую землю. Речь идет о поездах науки, в которых российские ученые из Москвы в ответ на запрос делегации из Узбекистана переезжали для постоянной работы.

В общей сложности из Москвы в Узбекистан было отправлено пять эшелонов (февраль-октябрь 1920 года). В итоге в 1920 году в Узбекистан прибыли из России 43 профессора и 43 преподавателя, около 70 вагонов университетского имущества среди которых свыше 50 тысяч экземпляров научной и учебной литературы. Так был заложен необходимый кадровый и материальный фундамент для учебного центра, который стал первым вузом европейского образца Узбекистана и всей Средней Азии.

Факт переезда столь больших научных кадров за столь короткий срок явился беспрецедентным в истории организации мировой науки. Этот факт со всей ясностью указывает на особые взаимные отношения российской и узбекской интеллигенции, подчеркивает их общее видение природы и целей культурно-просветительской работы. Этот факт позволяет провести глубокие параллели между традициями среднеазиатского Возрождения и становлением науки Узбекистана, в которой также отразилась межнациональная солидарность народов и их научных сообществ.

В тяжелые годы Второй мировой войны, не затронутая боевыми действиями, земля Узбекистана стала благоприятным местом для концентрации научных кадров для академических исследований. В 1943 году в Ташкенте как Академия наук Узбекской ССР была основана современная Академия наук Республики Узбекистан.

Основание Академии имело возвышенный гуманистический смысл. Оно демонстрировало высокий моральный облик народов Евразии, сражающихся с фашистскими агрессорами и вместе с тем уделяющих серьезное внимание интеллектуальному развитию. Основание Академии показывало всему миру, что узбекский и русский народы активно продолжают созидательное культурное сотрудничество и строительство, сберегают и приумножают культуру, в то время как многие народы Западной Европы и их союзники заражены милитаризмом, расовой ненавистью и разрушением культурного наследия. Основание Академии являлось исключительным событием в истории мировой цивилизации, поскольку Академия возникла в период самой разрушительной войны в истории человечества как символ разумного созидания и сотрудничества народов.

Первым президентом Академии наук Узбекской ССР стал крупный математик Т.Н.Кары-Ниязов, создатель узбекской математической терминологии, составитель первых учебников по элементарной и высшей математике на узбекском языке. Делом всей жизни Ташмухамеда Кары-Ниязова было исследование научного наследия Улугбека и его эпохи. Широко известная работа Т.Н.Кары-Ниязова «Астрономическая школа Улугбека» была удостоена Государственной премии СССР.

Первыми академиками (действительными членами) стали востоковед, этнограф, языковед, археолог М.С.Андреев, гидротехники и мелиораторы А.Н.Аскоченский и В.В.Пославский, основатель нового узбекского стихосложения поэт Гафур Гулям, известный писатель Муса Ташмухамедов, основоположник ташкентской математической школы В.И.Романовский, специалист по теории вероятностей и математической статистике Т.А.Сарымсаков, знаток минералов геолог А.С.Уклонский, основоположник ядерной физики Узбекистана С.У.Умаров, ученый-агроном, основатель научного сельского хозяйства в Узбекистане Р.Р.Шредер.

Деятельность Академии была многогранна. Ее особое, универсальное культурно-просветительское значение выразилось в осуществлении плодотворных научных проектов, подчеркивающих своеобразие евразийского культурного пути.

Среди евразийских проектов Академии – исследовательская и просветительская деятельность академиков Т.Н.Кары-Ниязова и В.П.Щеглова, изучавших и распространявших научное наследие Улугбека. К подобным проектам также принадлежат масштабные изыскания почетного члена Академии наук Узбекистана С.П.Толстова. Он стал организатором и руководителем одной из самых крупных научных экспедиций советского времени – Хорезмской археолого-этнографической экспедиции, длившейся около пятидесяти лет, открывшей цивилизацию древнего Хорезма, которую ученый назвал «среднеазиатским Египтом». Экспедиция С.П.Толстова позволила доказательно включить древний Хорезм в список великих цивилизаций древности. Труды и открытия С.П.Толстова внесли неоспоримый вклад в опровержение односторонней западоцентристской модели истории, которой ученый оппонировал всю жизнь как теоретически, так и научными фактами [115]. Результативными оказались археологические исследования памятников земледельческих культур Зарафшанского оазиса, раскопки городищ Бухарского и Самаркандского оазисов Варахши и Афрасиаба под руководством члена-корреспондента Академии В.А.Шишкина.

В евразийских проектах Академии, направленных на исследование просвещения, были издание многотомной капитальной серии каталогов «Собрание восточных рукописей Академии наук УзССР», переводы с арабского на узбекский и русский языки многотомного труда «Канон врачебной науки» Ибн Сины, исследование наследия среднеазиатских просветителей. Член-корреспондент Академии, заслуженный деятель науки Республики Узбекистан П.Г.Булгаков стал издателем, комментатором и переводчиком арабских текстов аль-Бируни, открывателем сочинения ан-Насафи. Директор Института философии и права Академии М.М.Хайруллаев был видным исследователем творчества аль-Фараби. Член-корреспондент, а затем академик И.М.Муминов был одним из главных организаторов переводов на русский и узбекские языки произведений Ибн Сины, аль-Бируни, Наршахи, Махмуда Кашгари, Ахмада Дониша, Алишера Навои. Он обстоятельно проанализировал взгляды многих среднеазиатских просветителей, был известным специалистом по культуре Тимуридского Ренессанса. И.М.Муминов стал инициатором памятника Улугбеку в Самарканде, осуществив тем самым мечту своего учителя – основателя и директора Самаркандского музея В.Л.Вяткина.

Большинство научно-гуманитарных проектов Академии внесли неоценимый вклад в познание культуры Узбекистана и Средней Азии в целом. Они раскрыли ее глубину и своеобразие. Они обосновали ее самобытность и историческую длительность. Они выявили ее взаимосвязи с иными культурными мирами, определили значение и влияние в Культурной Евразии. Тем самым деятельность Академии содействовала познанию евразийского культурного пространства и, как следствие, взаимному познанию евразийских народов. Все это – несомненная заслуга фундаментального сотрудничества российских и узбекских ученых, избравших путь совместного действия в направлении изучения культурного бытия человека.

Таким образом, на примере плодотворного сотрудничества ученых России и Узбекистана можно говорить о феномене синергии российской и узбекской науки как форме осуществления общеевразийского научного проекта. Этот проект был во многом уникальным в истории мировой науки и культуры. Он имел своей культурно-исторической предпосылкой среднеазиатское Возрождение, воспроизводил его характерные черты. Можно сказать, что евразийский российско-узбекский синергийный научный проект продлил и творчески развил ценности и смыслы среднеазиатского Возрождения в истории, вывел его достижения на новый научный и цивилизационный уровень.

Итоги и перспективы

Среднеазиатское Возрождение сформировало уникальное ценностно-смысловое пространство коммуникации интеллектуалов узбекского и русского народов. Среднеазиатское Возрождение образовало интеллектуальную ценностно-смысловую ось взаимодействия России и Узбекистана. Среднеазиатское Возрождение – неизменный полюс познавательного притяжения российской и узбекской науки. Оно стало ориентиром и эталоном их внутреннего развития. Соотнесение с этим эталоном всегда представляло неотъемлемую часть их внутренней идентичности.

Среднеазиатское Возрождение стимулировало культурно-познавательные запросы российского и узбекского научного сообществ и обществ в целом. Оно помогало найти ответы на проблемы научного познания и вызовы культурной жизни. Оно содействовало строительству целостного здания науки, образования и культурного творчества народов России и Узбекистана. Тем самым среднеазиатское Возрождение исполняло свою изначальную культурно-образовательную миссию, заключающуюся в совершенствовании стран и народов.

Среднеазиатское Возрождение открывало перед обществом России и Узбекистана новые познавательные горизонты, полагало широкие перспективы научного развития и высокие цели культурного роста. Оно всемерно расширяло и углубляло линии сотрудничества народов двух стран в великом деле освоения и развития просвещения общеевразийского и общемирового масштаба. Оно активировало ценностное ядро обоих народов, ориентируя их на совместное культурно-цивилизационное творчество.

Уникальные ценности наследия среднеазиатского Возрождения, заключающиеся в единстве знания и этики, в целостности научного и нравственного сознания, в полагании преображающей разумно-нравственной деятельности основополагающим фактором культурной жизни, стали парадигмальными ценностями взаимодействия России и Узбекистана. Именно эта ценностная парадигма, творчески усвоенная народами двух стран, определила пути и формы их отношений в мировой культурной истории. Именно она стала источником их творческих культурных подъемов в созидании Культурной Евразии. Без преувеличения можно сказать, что наследие среднеазиатского Возрождения предстает фундаментом исторического здания сотрудничества России и Узбекистана, устойчивым основанием культурно-ценностного Дома Дружбы узбекского и русского народов.

Среднеазиатское Возрождение – исторически выверенный, неисчерпаемый ресурс культурного развития и сотрудничества народов России и Узбекистана, определивший и продолжающий определять их взаимные отношения в истории. Среднеазиатское Возрождение – вечно живое, плодоносящее явление культуры. Глубинное познание среднеазиатского Возрождения означает ценностное сопричастие этому великому явлению культуры. Его подлинное освоение предполагает особое, действенное единение с его ценностным ядром, выражающееся в распространении его ценностей в современной жизни.

Несколько поколений российских и узбекских интеллектуалов интенсивно осваивали и распространяли ценности среднеазиатского Возрождения, несли знания о нем своим народам и всему миру. Тем самым они своеобразно оживляли величайшее культурное наследие, актуализировали и усовершали его культурно-просветительский потенциал, продлевали его историческую жизнь и миссию. Тем самым они становились живыми носителями и проводниками этого величайшего явления человеческой культуры, преемственно осуществляя его начала и принципы в общей, синергийной культурной истории.

Хочется отметить, что перспектива освоения ценностной парадигмы среднеазиатского Возрождения, а вместе и перспектива новых культурных подъемов и свершений, сегодня остается актуальной для народов России и Узбекистана. Вклад обоих народов в познание наследия среднеазиатского Возрождения фундаментален, причастность его ценностям неоспорима. Исторический долг и миссия обоих народов состоит во всевозможной поддержке и углублении уже сформированной линии культурно-просветительского сотрудничества на основании выверенной ценностной парадигмы. Хочется выразить надежду, что через ценности этой парадигмы взаимосвязи двух стран будут интенсивно развиваться, достигнут новых рубежей и высот.

ПРИМЕЧАНИЯ

[46] Говоря об исихазме, мы говорим и о целостной византийской богословской традиции, включающей Ареопагитический корпус, труды Максима Исповедника и др. представителей греческой патристики в единстве с которыми выступал Григорий Палама.

[47] Григорий Палама. Триады в защиту священно-безмолвствующих. М., 1995. С. 260.

[48] «Вот! Бывает, значит, вовсе не очищающее, а обчищающее душу знание без любви, – любви, вершины, корня и середины всей добродетели. Как не созидающее никакого блага знание, – потому что созидает любовь, – как, говорю, такое знание претворит человека в образ Благого?» Григорий Палама. Триады в защиту священно-безмолвствующих. М., 1995. С. 17.

[49] Григорий Палама. Триады в защиту священно-безмолвствующих. СПб., 2004. С. 384. 

[50] Григорий Палама. Триады в защиту священно-безмолвствующих. М., 1995. С. 43. 

[51] «Бог устроил этот мир, – пишет Григорий Палама, – как некое отображение надмирного мира, чтобы нам через духовное созерцание его, как бы по некой лествице достигнуть оного мира». Имеются в виду вездесущие в мире Божественные энергии. Цит. по: Архим. Киприан (Керн). Антропология св. Григория Паламы. Париж, 1950. С. 54.

[52] Имеется в виду концепция русского православного Возрождения XIV-XV вв. византолога Г. М. Прохорова – Возрождения, обусловленного влиянием византийского палеологовского Возрождения и византийского исихазма как его неотъемлемой части. Сходные идеи разделяют В. В. Петрунин, С. С. Хоружий, игумен Иоанн (Экономцев), Р. Пиккио, Н. А. Ложкина. См. Ложкина Н.А. Две эпохи Православного Возрождения. В двух томах. Том I. Русско-византийские культурные связи ХI-XIII вв. Том II: Троице-Сергиев монастырь в культурном взаимодействии Древней Руси и Византии. СПб., 2013. 

[53] Киреевский И.В. Избранные статьи. М., 1984. С. 206.

[54] Хомяков А.С. Полн. собр. соч. Т. 1. С. 26.

[55] Имеется в виду общесоциальная интерпретация соборности С. Л. Франком и Н. О. Лосским. «Углубляя понятие соборности, усматривая, что первичное духовное единство людей есть вместе с тем единство веры, единство служения правде и утвержденности в сверхчеловеческой святыне, мы тем самым приходим к выводу, что в основе всякой общественности лежит соборность как церковь». Франк С. Л. Духовные основы общества. М., 1992. С. 61. «Соборность означает сочетание свободы и единства многих людей на основе их общей любви к одним и тем же абсолютным ценностям». Лосский Н. О. История русской философии. М., 2007. С. 48. 

[56] Представитель старших славянофилов Ю. Ф. Самарин, изучая Японию и Китай, сформулировал идею содержательно различных путей развития человеческих культур и цивилизаций. См. Скороходова С.И. Азия в русской философии XIX века // Соловьевские исследования. 2016. № 1 (49).

[57] Ламанский В.И. Три мира Азийско-Европейского материка. СПб., 1892. С. 1. 

[58] Там же. С. 122. См. также: Ширинянц А. А. В. И. Ламанский – евразиец до евразийства // Сборник: Евразийская идея и интеграционные процессы на постсоветском пространстве. Кокшетау. 2018.

[59] Л еонтьев К. Н. Собр. соч. М., 1912. Т.5. С. 420. 

[60] См. историософский тезис П. Н. Савицкого, полагающего, что Россия «должна знать Азию и брать у нее все, что есть в ней лучшего». Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997. С. 196. 

[61] О С.С.Уварове как предшественнике евразийства см. Маслин М.А. Предтеча евразийства. Ориентализм С.С. Уварова в исторической перспективе // Тетради по консерватизму: Альманах. М., 2018. № 1. 

[62] Цит. по: Гаврилов И. Б. Сергей Семенович Уваров. Жизнь. Труды. Мировоззрение // Труды кафедры богословия Санкт-Петербургской Духовной Академии. № 2 (4), 2019. С. 138.

[63] Цит. по: Зверева Н. А. Общественно-политические взгляды С. С. Уварова: дис. … канд. ист. наук. Волгоградский государственный университет. Волгоград, 2005. С. 184.

[64] Уваров С. С. Избранные труды. М., 2010. С. 253-254. 

[65] См. Хартанович М. Ф. Граф Сергей Семенович Уваров: От «Проекта азиатской академии» до азиатского музея в кунсткамере // Радловский сборник. Санкт-Петербург, 2012. С. 259. 

[66] Кононов А. Н. История изучения тюркских языков в России. М., 1982. С. 301. 

[67] Березин И. Н. Александр Касимович Казем-Бек. Протоколы заседаний Петербургского университета. СПб., 1872, № 4. С. 125–126.

[68] См. Очерки истории исторической науки в СССР. М., 1955, ч. 1. С. 510.

[69] См. Гарипов Т.М., Капишева Т. Ю., Попова Е. В. Пионер евразийского востоковедения (О М. А. К.Казем-Беке) //Вестник ВЭГУ. 2013. № 4 (66). 

[70] Цит. по: Батунский М. А. Россия и ислам. В 3 т. М., 2003. Т. 2. С. 3.

[71] Речь по случаю открытия в С.-Петербургском университете факультета восточных языков. Журнал Министерства народного просвещения. 1853, ч. 88, № 10-12. С. 16.

[72] Цит. по: Нунуев С.-Х. Живительный дух ислама. М., 2000. С. 36.

[73] Материалы для истории факультета восточных языков. Т. 1. СПб. 1905; т. 2. СПб., 1906; т. 4, СПб, 1909. Т. 4. С. 173-174.

[74] В статье «Евразийство» (1925) П. Н. Савицкий относит Достоевского к «пролагателям путей евразийства». Евразийцы (П. Н. Савицкий, Н. С. Трубецкой, Г. В. Флоровский) причисляли писателя к своим предшественникам. См. об этом: Савицкий П. Н. Континент Евразия. М., 1997. С. 84. Лесевицкий А. В. Ф. М. Достоевский как предшественник евразийства. Пермь, 2013. 

[75] Ф. М. Достоевский. Дневник писателя. 1881. Январь. Глава вторая. III. Геок-Тепе, что такое для нас Азия? / Достоевский Ф.М. Собр. соч. в 15 т. СПб.: Наука, 1995. Т. 14. С. 507.

[76] Там же.

[77] Там же. С. 508.

[78] Воспоминания Саттар-хана, муфтия, казия и русского чиновника. Саттар-хан Абдулгафаров о задачах русской политики в Средней Азии, 1883 г. // Остроумов Н. П. Сарты. Этнографические материалы. Ташкент, 1896. С. 4.

[79] Там же. С. 5.

[80] Там же.

[81] Там же. С. 7.

[82] Там же. С. 8.

[83] Там же.

[84] Там же. С. 9.

[85] Там же.

[86] Там же. С. 7.

[87] Там же. С. 8.

[88] Мукими, Фуркат. Избранные произведения. Л., 1972.С. 186.

[89] Антология мировой философии. В 4 т. Т. 4. Философская и социологическая мысль народов СССР XIX в. / Ред. коллегия: В. В. Богатов и др. М., 1972. С. 678.

[90] Антология узбекской литературы. М., 1950. С. 271

[91] Цит. по: История и историки Узбекистана в ХХ столетии. Алимова Д. А. (отв. ред.). Ташкент, 2014. С. 10.

[92] Там же.

[93] См. Далимов У. Жизнь и творчество узбекского поэта-просветителя Ибрата: автореф. дис. … канд. филол. наук. Ташкент, 1971. 

[94] Захидов В. Мир идей и образов Алишера Навои, Ташкент, 1961. С. 85. 

[95] Каланов А.Д. Калонов Н.Ж., Атбасарова Б.А. Художественная культура рукописной книги эпохи Тимуридов // Наука, образование и культура. 2019. С. 64.

[96] Аракелов С. Р. Книжная культура Узбекистана как актуальное научное исследование: историографический аспект // Молодой ученый. 2016. № 29 (133).

[97] Османова М. И. Старопечатная книга в Средней Азии в конце ХIХ – начале ХХ в. //Вестник института ИАЭ. 2013. № 2.

[98] Ахунджанов Э. А. Книга и книжное дело в Узбекистане: Обзор и указ. источников и литературы по кн. делу Узбекистана (1875–1977 гг.). Ташкент,1978. 

[99] См. Салаев К. Б. Русская литература в Узбекистане // Молодой ученый. 2017. № 12 (146). 

[100] См. Афтандил Эркинов. Российская империя и Хивинское ханство (ученый А. Н. Самойлович и путешественник В. Г. Ян в хивинском дворце в начале XX в.) // Проблемы востоковедения. 2013. 

[101] Самойлович А.Н. Краткий отчет о поездке в Ташкент и Бухару и в Хивинское ханство в 1908 году // Известия Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии в историческом, археологическом, лингвистическом и этнографическом отношениях. СПб., 1909. № 9. Самойлович А.Н. (Собрание 30 царских поэтов, сопутствующих Фирузу) // Записки Восточного отделения Императорского Русского археологического общества. Т. 19.

[102] Самойлович А.Н. Краткий отчет о поездке в Бухару и Хивинское ханство // Известия Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии в историческом, археологическом, лингвистическом и этнографическом отношениях. СПб., 1909. № 9. С. 7. 

[103] Маслова О.В. Обзор русских путешествий и экспедиций в Среднюю Азию. Материалы к истории изучения Средней Азии. Ташкент: Изд-во САГУ. 2 т. Ч. 1: 1715-1856. - 1955. Ч. 2: 1856-1869. - 1956. Ч. 3: 1869-1880. - 1962. Ч. 4: 1881-1886. - 1971. 

[104] Назирова Н. Н. Центральная Азия в дореволюционном русском востоковедении (деятельность Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии) : дис. ... канд. ист. наук. М., 1984. С. 11.

[105] Там же. С. 28.

[106] Там же.

[107] Там же.

[108] См. Назирова Н. Н. Центральная Азия в дореволюционном русском востоковедении (деятельность Русского комитета для изучения Средней и Восточной Азии) : дис. ... канд. ист. наук. М., 1984. Лунин Б. В. Средняя Азия в научном наследии отечественного востоковедения: Историогр. очерк. Ташкент, 1979. Алихожиев М. О., Манашева С. И. Вклад местных археологов-краеведов и русских востоковедов в развитие археологической науки в Туркестане в конце XIX – начале XX века // Приоритетные научные направления: от теории к практике : Сб. материалов ХХIV междунар. научно-прак. Конф. Новосибирск, 2016.

[109] Мнение Н.И.Веселовского о лекциях В.В.Григорьева. Веселовский Н. И. Василий Васильевич Григорьев. ЖМНП, ч. ССХХ, 1882, март, С. 79. 

[110] Лунин Б. В. Средняя Азия в научном наследии отечественного востоковедения: Историогр. очерк. Ташкент, 1979. С. 146.

[111] Бартольд В. В. Сочинения в 9 т. Т. VI.. Главная редакция восточной литературы. М.: Наука, 1966. С. 32. Бартольд В. В. Улугбек и его время Петроград: Типогр РАН, 1918. 

[112] Лунин Б. В. Средняя Азия в научном наследии отечественного востоковедения: Историогр. очерк. Ташкент, 1979. С. 86.

[113] Кары-Ниязов Т. Н. Астрономическая школа Улугбека. М.-Л. : Изд. АН СССР, 1950.

[114] Идея крупного среднеазиатского университета неоднократно обсуждалась узбекскими просветителями в газете «Тарджимон» и журнале «Ойна», а также в положениях первых общественно-просветительских союзов «Турон» (1913-1917 гг.). В России первым эту идею сформулировал и отстаивал востоковед С. Ф. Ольденбург. См. Лунин Б. В. Из истории первого высшего востоковедного учебного заведения в Средней Азии // Очерки по истории русского востоковедения. Сб. VI. М.: Изд-во вост. лит, 1963. Академия наук в интеллектуальной истории Узбекистана. Отв. ред. Д.А. Алимова, У.А. Абдурасулов. Ташкент, 2012.

[115] См. подробнее: Академия наук в интеллектуальной истории Узбекистана. Отв. ред. Д.А. Алимова, У.А. Абдурасулов. Ташкент. 2012. С. 69-70. Алымов С. С. На пути к «Древней истории народов СССР»: малоизвестные страницы научной биографии С.П. Толстова // Этнографическое обозрение. 2007. №5.

© Посадский А.В., Посадский С.В., 2021.
Статья поступила в редакцию 12.10.2021.
Публикуется в авторской редакции.

Посадский Александр Владимирович,
кандидат философских наук,
директор Центра евразийских аксиологических исследований
Ленинградского государственного университета им. А.С.Пушкина
(Санкт-Петербург)

Посадский Сергей Владимирович,
кандидат философских наук,
эксперт Центра евразийских аксиологических исследований
Ленинградского государственного университета им. А.С.Пушкина
(Санкт-Петербург)

Опубликовано: Журнал Института Наследия, 2021/3(26)

Статья публикуется в 2 частях в одном выпуске журнала.

Постоянный адрес части 2 на сайте: http://nasledie-journal.ru/ru/journals/462.html

Полнотекстовая версия статьи – в PDF-файле.

Наверх

Новости

Наши партнеры